Да еще в самом ящике какие-то прямоугольные дощечки сложены, если такие расколоть, как раз для растопки будут. Вот удача! Саша сложил отобранные дрова поверх досок и понес ящик к дому. В сенях он нашел топорик, потом присел возле печки на скамеечку и уже хотел расколоть первую деревяшку на растопку, как вдруг замер и задумался. Что там дядя Вася говорил о невиновности Сереги? Если не Серега виноват, тогда кто? Нет, он виноват, больше некому.

Саша поднял топорик, но внезапно вздрогнул. Что такое? Вдруг Саше показалось, что с темного дерева на него смотрят чьи-то глаза. Проникновенно так смотрят, прямо в самую душу заглядывают. Саша присмотрелся получше. Мерещится ему или нет?

– Вроде бы и впрямь глаза. Что такое?! Откуда тут рисунку взяться?

Саша потер деревяшку. Точно глаза! И еще вроде как чье-то лицо из темноты проступает. И руки. Саша протер доску рукавом, потом побежал на кухню, взял чистую ветошь, смочил маслом и начал осторожно протирать дощечку.

– Ты чего там взад-вперед бегаешь? – окликнула его Катя. – Печь затопил?

– Погоди!

– Чего годить-то? Холодно!

– Да ты сюда иди!

– Зачем?

Не получив ответа, Катя, как всякая женщина, немедленно возникла рядом с Сашей. Конечно, она хотела лично проконтролировать процесс растопки печки. Но вместо этого брат показал ей доску и потребовал:

– Глянь!

– На что?

– Не видишь? А если так?

И Саша потер доску промасленной тряпочкой.

Катя взглянула на это дело и заахала:

– Люди добрые, гляньте, что делается-то! Сашка у нас с ума сошел! Дрова на растопку постным маслом мажет! Это кто же тебя так научил?

– Погоди голосить! – с досадой прикрикнул на нее брат, совсем забыв, что на беременных не то что кричать нельзя, на них даже лишний раз дышать не рекомендуется. – Ты лучше сама посмотри. Что ты там топчешься, ближе подойди!

Катя подошла и осторожно взглянула.

– Вроде бы лик чей-то, – удивленно произнесла она. – Нимб над головой вижу. Ризы. Это что? Икона?

– Да! Икона! Доска, а на ней икона написана.

– Где ты ее нашел?

– В ящике!

– А ящик где?

– Он в дровнике стоял. И таких досок там еще полным-полно!

И Саша ткнул пальцем в ящик, который приволок в дом.

Катя всплеснула руками:

– Так это же тот ящик, о котором Сережа тебе рассказывал! Тот, что они из-под нашего дома выкопали!

– Точно!

Брат с сестрой бросились к печке. Скинули дрова на пол и почтительно извлекли из ящика потемневшие прямоугольники дерева.

– Иконы! – захлебываясь от восторга, восклицал Саша. – Старинные иконы! Как их тут много!

– Так это точно и есть тот ящик, который Сережа по указке своей бабки выкопал!

– Он самый!

Сережа ведь говорил, что ящик баба Глаша незадолго до своей смерти в дровник выставила. Но выходит, выставила она его не пустым, а с иконами, которые были до того старыми и потемневшими от времени, что почти не отличались от простых досок. Только очень внимательный и острый молодой глаз сумел различить под слоем времени лик святого.

Но откуда у бабки Глаши взялось столько старых икон? В красном уголке у нее, конечно, стояло несколько образов, но все они были современного письма и приобретены были в церковной лавке у отца Анатолия. Там баба Глаша их и взяла. Так как же очутились в доме у бабки Глаши эти старинные иконы да еще в таком невиданном количестве?

И тут Сашу осенило:

– Катька! Вот оно в чем дело! Я понял!

– Что?

– Не было там в ящике никакого золота! Там иконы были спрятаны!

Сестра посмотрела сначала на Сашу, потом медленно перевела взгляд на ящик с иконами.

– Сокровище – это иконы?

– Да!

– В ящике были спрятаны одни иконы?

– Да! Одни иконы! Их золото! Их сокровище! Их клад! Вспомни, что мы знаем про этих Савву и его отца Афанасия. Они были очень верующими людьми. А старик – их дед или прадед – и вовсе был старейшиной какой-то религиозной общины. Наверное, эти иконы они со всей общины собрали перед тем, как их всех в тридцатых годах на Енисей в Турухтанский край сослали! Для этих людей иконы были дороже всякого золота. Это они и были тем сокровищем, которое спрятал Савва с отцом перед ссылкой!

– Хочешь сказать, что никакого золота не было?

– Не было! Зато были иконы! И бабка Глаша с Сережей их нашли. Только старуха не поняла, что именно они отыскали. Сослепу не разглядела, что доски-то не простые, что на них лики святых изображены, вот и снесла их в дровник. Наверное, думала, что потом на растопку пустит.

– Хозяйственная она была. Ничего у бабы Глаши не пропадало. Каждый кусочек свой учет имел.

Саша побледнел.

– А я-то… я-то!

– Что?

– Я-то ведь тоже эти иконы на растопку пустить хотел.

– Но не пустил же. Что-то тебя удержало.

– Да, – согласился Саша. – Удержало. Знак мне был.

Весь остаток дня он был задумчив. Даже Барону не удалось вывести его из этого состояния. А больше поговорить было не с кем. Катя занималась своими делами. А Коля уехал в город, чтобы надавить там на господина Неклюдова – главного в «Потустороннем мире». Вернулся Коля несолоно хлебавши. Пообщаться с самим Неклюдовым ему не удалось, то ли того не было на месте, то ли он не хотел видеть Колю. Единственное, что Коля сумел, это пообщаться с кем-то из замов, кому и передал свои претензии.

– Мне кажется, их мои слова впечатлили. Они при мне звонили на телевидение, выясняли, правда ли, что в подвале нашего дома найден гроб с останками привидения. Но все там решает Неклюдов. Как он скажет, так и будет.

А под вечер в Васильках снова наметилась движуха. Первой приехала полицейская машина. И при виде нее сначала все жители немного встревожились. Все-таки полиция, что им снова нужно? Хотя жители Васильков за эти неспокойные дни уже могли бы привыкнуть к визитам следователя, да вот что-то не привыкли. Это к хорошему привыкаешь быстро, а когда полиция раз за разом к вам прикатывает, к такому привыкнуть бывает трудненько.

Но в этот раз появление полиции никакой новой беды не сулило. Напротив, полицейский «уазик» остановился возле дома бабы Глаши, из трубы которого до сих пор шел дым. Саша играл с Бароном на улице, так что раньше других жителей Васильков подоспел. И он увидел, как из машины сначала выбралась улыбающаяся Варя, а следом за ней показался и Серега!

– Серега! Ты! Вернулся!

Но для чего? Для следственного эксперимента, не иначе! Так все вначале и решили. Однако против этой версии говорило то, что на руках у Сережи никаких наручников не наблюдалось. Он был совершенно свободен. А ведь когда его днем увозили, то полицейские старательно заковали задержанного.