— Зачем? — подступала к нему Настя. — Отвечай!

Но Лешку неожиданно спасла Леся, мысли которой закрутились совсем в другом направлении. И она, шагнув поближе к парню, спросила, глядя ему прямо в глаза:

— Так получается, что ты знал о том, что твой отец мертв, еще до того, как об этом узнали все другие? Откуда ты это узнал?

— Виссарион мне сказал.

— А он откуда узнал?

— Зашел к отцу, чтобы получить от него указания, касающиеся церемонии очищения.

— Этого не могло быть. Никто бы не решился побеспокоить молитвенный покой старца!

— Никто, кроме Виссариона. Отец во многом уже уступил ему бразды правления. Виссарион пользовался большим авторитетом у него. Когда отец не появился ни утром в субботу, ни днем, ни даже во второй половине дня, когда должна была состояться церемония очищения, Виссарион забеспокоился. Прошел к нему через потайной ход и… и увидел!

— Что увидел?

— Что мы все увидели, то и он увидел. Мертвого отца, вот что он там увидел!

— Почему же он никого не позвал на помощь?

— Он и позвал.

— И кого же?

— Меня.

— И что вы с братом сделали?

— А что нам было делать? Отец был мертв уже давно. Помочь ему было нечем. Мы решили, что сделаем вид, будто бы ничего не произошло.

— Но почему вы сразу же не подняли тревогу? Хорошо, сначала Виссарион испугался, пошел за тобой, но потом… потом-то почему вы не позвали людей?

— Не хотели. Ведь мы оба проникли в молельню к отцу через потайной ход. А он нам обоим еще мог пригодиться в будущем, если бы кто-то из нас или даже мы оба заняли место отца.

— Значит, вы с Виссарионом знали о потайном ходе?

— Сначала он один только знал. Отец показал ему этот ход ночью.

— Ночью? Какой ночью?

Лешка смутился:

— Ладно, я скажу вам всю правду. Виссарион не просто так пошел к отцу, чтобы справиться о его здоровье, он имел все основания, чтобы тревожиться за здоровье отца. Дело в том, что ночью, оставив меня под присмотром Иеремии, он пошел в обход поселка. Он давно присматривал за Иеремией, и ему показалось подозрительным поведение мальчишки. Иеремия сначала куда-то отлучился, а вернувшись, выглядел очень возбужденным. Виссариону показалось, что мальчишка что-то натворил. Он пошел посмотреть, все ли в порядке в поселке, и нашел нашего отца. Он лежал на земле, на нем была кровь, и он был без сознания. Виссарион привел отца в чувство, хотел поднять тревогу, но отец запретил ему это делать. Сказал, что сам покарает своих обидчиков. Он лишь разрешил Виссариону проводить себя. Сказал, что ему нужно вернуться в молельный дом и в тишине и уединении поразмыслить, как быть дальше. В это время над молельным домом горел белый огонь, и, конечно, Виссарион удивился, как отец мог выйти незамеченным. Также он спросил у него, как же они проникнут внутрь. Отец же в ответ сказал, что пришло время узнать Виссариону его тайну. И показал ход в свои личные покои.

У отца Захария просто не было другого выхода. Ослабев после драки, он нуждался в поддержке своего сына.

— Значит, это Виссарион сопровождал твоего отца и помог ему вернуться обратно в молельный дом!

Вот откуда на рясе самого Виссариона взялись пятна крови старца. Ослабевший после драки с подростками старец опирался на сына. Да и свою пряжку Виссарион мог потерять тогда же, транспортируя отца до его покоев.

— Ну, а на следующий день, когда Виссарион обнаружил отца мертвым, он и мне показал потайной ход.

— И что было потом?

— Потом… Потом, когда мы убедились, что отец мертв и ему уже ничем не помочь, Виссарион ушел, потому что у него было много других дел по подготовке церемонии очищения, и всем требовались его указания. А я остался в молельной комнате отца и задумался.

— О чем?

— Ну, я подумал, что это отличный шанс, чтобы научить Ваньку уму-разуму, и заодно показать Насте, что она вполне может обойтись без своего драгоценного сыночка, что без него будет лучше, чище, спокойней!

Услышав это, притихшая было Настя снова дернулась:

— Ах, ты мразь!

Полицейские успели ее перехватить, чем спасли Лешку от парочки увесистых оплеух, которые Настя уже вознамерилась ему засадить:

— Спокойно, гражданка! Держите себя в руках.

Но девушка не желала «держать себя в руках». Наоборот, она возмущалась и кричала:

— Мой сын его не устраивал! Ах, какой лицемер! А что же ты с ним все эти годы возился? Чего же ты ему подарки делал? Подлизывался, да? Думал, что я пойму, какой ты замечательный отец, и выйду за тебя замуж?

— Настя, я понимаю, мое поведение выглядит не слишком-то красиво. Но ты пойми меня тоже. Я же не мог не попытаться. Без твоего Вани у нас могла быть такая легкая, такая приятная жизнь! Я же тебя люблю. Но твой ребенок… он невыносим, и он… он все нам портил!

И, высказавшись, Лешка даже посветлел лицом.

— Уф, — произнес он. — Выговорился и сразу же легче стало. В общем, прости меня, Настя. Если ты не захочешь больше быть со мной, то я тебя пойму. Но и я быть с тобой и Ванькой больше тоже не могу. Ты уж решай, кого из нас предпочтешь, меня или…

Видимо, Леша ожидал, что беременная Настя не решится на разрыв отношений с ним. Но Настя решилась. И, не слушая больше своего бывшего жениха, она высвободилась из рук держащих ее полицейских и не оглядываясь двинулась к выходу. В коридоре она молча взяла сына за руку и так же не оглядываясь пошла прочь.

Что же, Настя сделала свой выбор, и он был очевиден всем. Поняв, что проиграл это состязание, Лешка покаянно опустил голову. Глядя на него, подруги невольно испытали сочувствие. Да уж, денек у парня сегодня выдался хуже нарочно не придумаешь.

Однако если с похищением Вани теперь более или менее разобрались, то в том, кто убил старца Захария и его сына Виссариона уверенности до сих пор ни у кого не было. С одной стороны, Лешка очень много выигрывал от смерти этих двоих, а с другой, даже если не обращать внимания на алиби, которое предоставил ему Иеремия — сын Вирсавии, хватило бы духа у Лешки, чтобы убить своего отца? А Виссариона?

— Мне кажется, убийства совершил кто-то другой. Лешка вряд ли на это способен.

— Еще яд подсыпать, в такое я могу поверить. Но чтобы напасть, ударить заточкой в шею…

Все друзья хорошо успели изучить парня. Он всегда казался им немного скрытным, немного хитроватым, немного себе на уме, но и только. Ни особенной жестокости, ни твердости в нем не было вовсе. Однажды принятое им решение можно было с легкостью оспорить, переубедить Лешку, что иначе будет куда лучше.

— Мне кажется, если бы Лешку довели до критической точки кипения, загнали бы в угол, тогда он мог бы озвереть и укусить. Но отец всего лишь пригрозил, что лишит его наследства. Так ведь у Лешки оставалась еще мать. Мила обожает сына, она бы оставила ему свою часть безоговорочно.