Однажды ночью нас разбудил нечеловеческий крик. Открыв глаза, я увидел, что посреди барака стоят пьяные часовые и кричат:

– Фашисты, контрреволюционеры, троцкисты!..

Далее следовала отвратительная брань. Они стащили с нар нескольких политических, повалили их на пол и стали пинать коваными сапогами.

– Мы покажем вам, как нужно работать! – кричали они при этом.

Одного схватили за шиворот.

– Ты будешь лучше работать? Будешь выполнять норму? – орали они.

Бедняга ничего не мог ответить. Это еще больше разозлило пьяных солдат. Они стали его бить по голове. Через полчаса в барак пришел трезвый солдат и увел своих пьяных товарищей.

На следующий день на работе конвоиры продолжали издеваться над нами. Когда им казалось, что кто-то отлынивает, начальник конвоя Панов подзывал его к себе и начинал бить пистолетом.

– Так будет с каждым, кто будет плохо работать, – кричал он.

В тот день избили двадцать изнемогших товарищей. Мы все старались работать так, чтобы к нам не придирались.

Вечером, перед возвращением домой Панов выступил перед нами и сказал, что он идет в контору за распиской. Если в ней будет значиться, что мы не выполнили норму, то он всех нас перестреляет. И наши самые сильные товарищи становились все более не способными выполнять норму и удовлетворять вооруженных и пьяных мучителей.

Конвойные неистовствовали все больше, а Панов с помощниками не уходили, пока не изобьют кого-нибудь до полусмерти. Сначала они били прикладами до тех пор, пока жертва не падала, а затем пинками они заставляли ее подняться. Избитый мог вернуться в лагерь только с помощью своих товарищей.

Как-то в барак зашел начальник отдела труда и спросил бригадира, почему мы так плохо работаем. Бригадир ответил, что он и сам ломает голову, каким образом нас, фашистов, можно заставить работать. После таких слов один из нас не выдержал.

– Гражданин начальник, – сказал он, – это неточно, что мы не желаем работать. Мы все работаем сверх своих сил, но посмотрите на этих людей, – он указал на окружавших его товарищей. – Разве они могут выполнить норму?

Эти слова придали мужества и другим заключенным. Они сбросили свои грязные рубашки, показывая свои ребра и синяки. Начальник спросил, откуда у них синяки.

– Помимо тяжелого труда, мы вынуждены терпеть и издевательства.

Не говоря больше ни слова, начальник покинул барак.

Когда мы на следующий день пришли на работу, Панов вел себя, как взбесившаяся собака. Прежде всего, он подозвал к себе бригадира и беседовал с ним несколько минут, затем он вызвал всех тех, кто вчера жаловался, и, отправляя их работать в одной группе, сказал:

– Так вот, если вы хотите вернуться в барак живыми, выполняйте норму. Я покажу вам, как жаловаться.

В конце рабочего дня Панов узнал, что эта группа выполнила норму на пятьдесят процентов.

– Вы что думаете, фашисты, что вы здесь будете симулировать, a советская власть вас будет кормить? Вы не достойны жить на советской земле, если вы не желаете работать.

Панов повернулся, взял кирку и протянул ее одному из заключенных.

– Бей их, но только так, как я бы это сделал, понимаешь?

Заключенный не сдвинулся с места.

– Ну, чего ждешь? – с угрозой в голосе спросил Панов.

Заключенный молчал.

– Так, значит, ты не хочешь?

– Не могу, – ответил тот.

Панов вырвал у него из рук кирку и стал его бить. Заключенный пытался защищаться рукой, но это еще больше разъярило мучителя.

– Что, ты еще защищаешься?

Он отдал винтовку стоявшему рядом с ним солдату и изо всей силы начал бить заключенного. Тот упал в снег.

– Встать! – закричал Панов.

Заключенный продолжал лежать.

– Встать! – орал Панов.

Но заключенный продолжал неподвижно лежать на снегу. Панов бросил кирку и побежал в сарай, откуда принес полное ведро воды и вылил ее на лежащего.

– Сейчас ты встанешь, как миленький!

Но человек не шевелился. Панов позвал бригадира.

– Поставь его на ноги!

Бригадир поднял его. Он снова упал!

Заключенный был мертв!

В бараке уже никто не думал об ужине. Кто-то начал кричать:

– Сколько мы еще будем это терпеть?! Неужели нам недостаточно голода и тяжелой работы? Неужели и нас вот так убьют?

Услышав это, бригадир подскочил к нему:

– Людей подстрекаешь? Против кого их бунтуешь? Против советской власти?

Бригадир хотел его ударить, но лагерники схватили бригадира за руки и свалили на пол. На помощь ему подоспели два помощника, но и им пришлось несладко. Когда караульный принес ужин, мы потребовали, чтобы он позвал кого-нибудь из лагерного начальства. Караульный сообщил об этом дежурному офицеру. Я как раз стоял в очереди за кашей, когда в барак вошел офицер.

– Встать! – крикнул караульный.

– Кто меня звал? – спросил офицер.

– Посмотрите, что здесь происходит, – выступил вперед один заключенный. – Помимо тяжелой работы и побоев, которые мы терпим от конвоиров, в бараке еще и бригадир продолжает избивать нас.

– Где бригадир?

Бригадир вышел вперед. Офицер закричал на него:

– Что здесь происходит, бандитская твоя морда?

– Эти фашисты не хотят работать, – бригадир начал выкладывать обычные в таких случаях аргументы, но офицер прервал его:

– Знаю я тебя! Ты один хорошо работаешь, а все остальные плохо. Пошел вон в карцер!

Утром следующего дня в барак пришел все тот же офицер вместе с инспектором отдела труда. После многочисленных жалоб нам назначили нового бригадира.

Нового бригадира, Собакара, за подлог приговорили к пяти годам лагерей. Во время войны его еще раз осудили, на сей раз по 58-й статье, за то, что в разговоре с другими заключенными он сообщения Совинформбюро называл ложью. Сейчас он ждал очередного суда.

Новый бригадир Собакар сразу же нашел общий язык с начальником конвоя, рассказав ему, что произошло вчера в бараке. Видно было, как он пальцами указывал на заключенных, которые жаловались. Но в тот день конвойные вели себя безразлично. По дороге в лагерь никто над нами не издевался. Первый раз мы возвращались домой спокойно.

В бараке нас дожидалась медкомиссия. Мы разделись догола. Увидев столько изувеченных людей, врачи были поражены. На наши жалобы ответил главврач:

– Можете не жаловаться, мы сами все видим.

На третий день после осмотра нам сообщили, что норму снизили на шестьдесят процентов. Многие радовались тому, что мы теперь будем меньше работать, но некоторые продолжали твердить, что и эту норму невозможно выполнить. После снижения нормы начальник конвоя Панов исчез. Новому же начальнику было безразлично, выполняем мы норму или нет.