Кому, как не ему, знать это выражение по-волчьи сощуренных глаз, эту линию подбородка, выдающую крепко сжатые зубы и упрямо выдвинутую вперед нижнюю челюсть… Только в тот раз он видел сведенные в точку глаза и злобно выпяченный подбородок близко-близко. Но и теперь присутствие хищника, уже загнавшего свою добычу, действует на Сида отрезвляюще. Отточенная веками придворных интриг логика Дар-Эсилей заставляет все животные страсти забиться далеко на окраину сознания.

«Вот ведь все как просто, даже элементарно», — размышляет Сид, и сердце его начинает биться куда ровнее, чем у любого из стоящих рядом с ним на арене. «Если младший брат сегодня уходит под дуэм, то вместе с ним уходит половина дариата Акила, и (если я правильно понял из давешнего разговора, кто из двух братьев — мамин любимчик) лучшая половина. Средний, нажившийся на гибели старшего в поединке со мной, этого не потерпит. Он уже успел почувствовать вкус власти, который дает большой дариат. Он ни с кем не договаривался, он пришел сюда не защищать младшего братишку и даже не тащить его в круг, а просто решить все проблемы одним ударом. Покончить с парнем здесь в суматохе — легче легкого, а потом ищи виноватых… Королева, конечно, рассердится».

Сид завершает свои раздумья этим столь типичным для Дар-Эсилей неутешительным выводом ровно в тот момент, когда Дар-Пассер выкрикивает:

— Ичита!

Взвившийся в воздух плеск крыльев, скрип сапог по мраморному песку и звон оружия почти сразу перекрываются отчаянными криками. Первые раны нанесены в первые секунды схватки. Ее Величество будет довольна.

Лорд-канцлер Корвус Дар-Эсиль

Хорошо, что я знаю своего дурака как облупленного.

Зачитывая правила, лорд Дар-Эсиль краем глаза следит за реакцией участников.

Я знал, что он полезет. Я все предусмотрел, все продумал, я еще с вечера видел, что он выпадает из действительности, подолгу смотрит в окно… А за окном у нас что? Сигнальные огни Дар-Халема.

Лорд-канцлер ни за что не признается даже себе, что он вчера вечером тоже смотрел в окно. Но не в то, которое выходит на запад, к реке, разделяющей владения Эсилей и Халемов, а в южное. И с облегчением откинулся на спинку кресла, увидев, как из зеленоватой дымки над плотными кронами окрестных лесов соткались темные крылатые силуэты и растворились в закатном тумане по направлению к столице. Или не с облегчением откинулся канцлер в кресло, а испуганно вжался? Хотя тянуло к оконному проему, хотя внутренний взор видел, как наяву, вороные с золотом крылья, смуглые плечи, черные волосы, туго сплетенные в длинные косы…

Впервые за несколько десятков лет явились в столицу Империи лорды Дар-Гавиа, покинув пределы своих владений, простирающихся далеко на юге. Держались особняком, только кое-кто из старших обменялся сдержанным кивком с Дар-Пассерами, а молодежь во все глаза таращилась на столичного покроя орады и разнообразные клинки, которые тут и там вынимались из перевязей, придирчиво осматривались, сравнивались, взлетали в приветственном жесте в воздух и вновь успокаивались в ножнах — до поры, до поры.

Глава клана, нити серебра в угольно-черных косах, не удостоив лорд-канцлера взглядом, низко склонился перед королевой и принес властительнице Хаяроса свои уверения в преданности. Покорнейше молил прощения за небрежение дворцовой суетою, ссылался на непокойных ямбренских итано, будоражащих мятежами плодородный южный край и не позволяющих ни на секунду выпустить их из-под жесткой руки владетельных даров. Просил разрешить участвовать.

Королева слушала, хмурясь, раздраженно постукивала ножкой по ковровой подстилке, пришлось лорд-канцлеру вмешаться. Наклонился к изящному уху и зашептал прямо в тяжелые серьги. Спина Дар-Гавиа, покорно склоненная, напряглась ощутимо, чуть заметно проступили на покрытых боевыми шрамами предплечьях мышцы, чуть ниже опустилась голова, чтобы выражения лица не было видно.

Но смолчал южный дар, а Дар-Эсиль, почти прикасаясь губами к королевским локонам, увещевал, уговаривал, пока не смягчился взор королевы и не протянула она Дар-Гавиа для поцелуя тонкокостную руку. Тот почтительно прикоснулся губами, распрямился и, круто развернувшись на каблуках, отошел к своим, ни словом ни жестом не показав виду, что заметил усилия лорд-канцлера. Шел, не обращая внимания на любопытные взгляды, шел, прорезая толпу, как нож масло. Только у барьера, отделяющего трибуну от площадки, остановился, чтобы на мгновение наклонить голову в сторону темного прохода, где страшной, тоскующей птицей стояла леди Дар-Акила, бледная, закутанная в плащ почти до бровей. Деле, если только они не королевской крови, не могут смотреть поединки. И леди Дар-Акила, ответив на поклон, сразу же отступила во мрак коридора, ее как и не было.

Лорд-канцлер криво усмехнулся, остановив взгляд на лице королевы. Трудно сказать, что доставляло Ее Величеству большее удовольствие: предвкушение того момента, когда ее хладнокровные, строгие дары бросятся друг на друга, одурманенные жаждой молодой плоти, или неспешное их роение на арене, скрытые взгляды, тайные игры, легкие касания плеча о плечо, невесомый наклон головы и легкое пожатие пальцев под полой орада — почти незаметные знаки, выдающие все подводные течения и хитросплетения отношений, на протяжении восьмисот лет разбиваемых и скрепляемых дуэмом.

Старая королева купалась в этих электрических токах, разрядах, искрах, невидимо пролетающих над ареной, питалась энергией взаимных притяжений и отталкиваний, клубившихся перед ней, следила из-под полуприкрытых век, все замечала, все подмечала. А что не успевала оценить и заметить, о том расскажет ей канцлер — верный Дар-Эсиль, стоящий за ее плечом.

Отвлекшись на встречу дорогих гостей с Делихона, лорд-канцлер пропустил тот момент, когда на площадке появились Халемы. От орадов они уже успели избавиться и спокойно стояли на своих местах у начерченной на мраморном песке окружности. Канцлер в который раз подивился, что ни отец, ни сын не создавали того разительного впечатления силы, которое возникало, например, у каждого, приближающегося к Дар-Пассерам. Вокруг тех сразу образовывалось свободное место: так однозначен и угрожающ был размах плеч, так выразительно топорщились за спиною макушки крыльев, даже мечи, казалось, жили в ножнах своею, опасною жизнью. Дар-Халемы же… просто стояли. Старший — упрямо выпятив грудь, младший — по привычке («Сколько я ругал его в детстве!» — подумал лорд Корвус) — слегка ссутулившись. Выглядели они при этом, мягко говоря, не впечатляюще. Вид у обоих был вопросительный, мечи навешены кое-как, волосы у Хьелля заколоты… если это можно так назвать. «Он никогда не научится», — мысленно вздохнул лорд Корвус.

Послы Делихона информацию о том, кто есть кто на площадке для поединков, впитывали ответственно, но с некоторым недоверием. Даже пару раз переспросили: «Эти?», когда лорд Дар-Эсиль указал им на лучших мечников Империи. Вопросов не было только у леди Вероник, которая уже имела возможность наблюдать Хьелля в бешенстве. Ей одного взгляда на молодого Дар-Халема, застывшего на краю кушетки над Сидовой спиной, хватило.

Чем там занят на арене Сид, лорду Дар-Эсилю смотреть было недосуг. Не успел он рассадить делихонских гостей, дать предварительные комментарии и вернуться к королеве, как приволокли и стали привязывать «именинника». «А мальчишка взаправду хорош, — машинально отметил лорд-канцлер, занимая привычное место у трона Ее Величества. — Хорошо, что на меня не действует его альцедо. Несколько лет жизни с деле королевской крови дают прививку на всю жизнь. Даже от такого точеного профиля в стиле Дар-Гавиа, от таких чувствительных пальцев, сведенных сейчас, как в судороге, бархатной кожи, которую не портят даже пятна лихорадочного румянца, глаз изумительного оленьего разреза, губ, полуоткрытых от боли…»