Чатуранга[32]была ядром виньясы, встречей с невозможным, которая повторялась снова и снова, каждый круг. У всех есть позы, которые, как нам кажется, мы не сделаем никогда. То есть, конечно, не у всех… Ладно, может, у меня одной. Короче говоря, у меня такая поза была. Я решила, что мне никогда в жизни не сделать чатурангу. К тому времени я делала уже много асан уровнем намного сложнее чатуранги. Например, вришчикасану — позу скорпиона: это когда вы балансируете на предплечьях, прогнувшись и опустив ноги на голову. Могла я выполнить и паршва бака сану — боковую позу ворона, — если удавалось на секунду отключить мысли. Я садилась на шпагат, прогибалась из позы царя голубей и почти — почти — могла ухватиться за ногу, подняв руки над головой. Я поднималась в мостик, и, хотя одну ногу в воздух пока не вытягивала, мне удавалось оторвать ее от земли. Короче говоря, я много чего умела.

Но почему-то я была убеждена, что чатуранга у меня никогда не выйдет. С тех пор как я впервые увидела эту позу, она показалась мне недосягаемой. И пока я занималась обычной йогой, недосягаемость чатуранги не представляла проблемы — в конце концов, это была всего лишь одна поза. Но с практикой виньясы чатуранга стала частью моей жизни, и довольно большой ее частью. Есть облегченный способ выполнения этой позы — оставлять колени на полу, вытянувшись в струнку от колен до плеч, затем медленно опускаться на пол. Я делала это каждый день. И каждый день говорила себе, что не смогу оторвать колени от пола, не смогу выполнить полный вариант позы, когда все тело опускается вниз, вытянувшись в одну прямую линию от пальцев ног до макушки.

Не смогу, не смогу, не смогу, внушала я себе. Что происходит, когда каждый день, сто раз в день вы повторяете, что не способны сделать то, чего вас просят?

Правда была в том, что, даже когда я делала чатурангу на коленях, мои трицепсы были каменными. Правда была в том, что я была сильной. Но так происходит всегда: мы сами принимаем решения, которые определяют нашу жизнь, и часто они не имеют ничего общего с правдой.

Так же было и с моим браком. Где-то в глубине души я верила, что он висит на ниточке. Верила, что он слишком непрочен, чтобы удержаться под наплывом правды — правды о том, что у Брюса клиническая депрессия, а я — неуверенная в себе перфекционистка. Я каждый день жила в этом браке, посвящая ему всю себя, но вместе с тем верила в его слабость.

Я лежала на диване в гостях у Стива и Лизы и играла с бумажными куколками, которые побросала дочь Лизы Сара. Стив лежал на полу и уже в сотый раз ставил песню Thin Lizzy «Побег из тюрьмы». Чем больше мы пили, тем круче казалась эта песня. Он включил ее громко, а значит, необходимость в разговоре отпадала. (Может, для этого Бог и создал группу Thin Lizzy?)

Первая половина вечеринки была позади. Брюс отметился, поболтал с Лизой, Изабель и Рути, дожидаясь того часа, когда наша няня заканчивала работать. Теперь он был дома и спал, а я осталась здесь. Зачем — не знаю. С одной стороны, мне тоже хотелось домой спать; с другой — хотелось еще выпить. В этом споре победила та сторона, которая хотела выпить. Мои ирландские корни.

Итак, мы выпили. Всем на этой вечеринке было что сказать, и вскоре комната наполнилась криками и ни с чем не сравнимой атмосферой настоящей пьянки — настоящей, как в те времена, когда у нас еще не было детей. Группа любителей сгрудилась вокруг бурбулятора для травки. Кто-то пытался танцевать под Thin Lizzy. Затеяли драчку едой. Вечеринка очень напомнила мне мое детство. Родители всегда устраивали совершенно безумные сборища, потому им было так мало лет. Люди кричали, пели, целовались у холодильника. Взрослая жизнь не была тогда такой правильной, такой безвинной. У людей всё еще была возможность согрешить и способность жалеть об этом.

Я мало кого знала на этом празднике — гостями в основном были друзья Лизы и Стива по школе, куда ходили их дети, знакомые знакомых. Наши старые друзья периодически попадались, как изюмины в овсяной каше, но остальная толпа была сплошь из незнакомых лиц.

Светловолосый здоровяк по имени Чарли, который всё бахвалился, что он шотландец, сел рядом со мной и спросил:

— Что интересного прочла в последнее время?

Я часто встречала его на вечеринках, и он всегда задавал этот вопрос. Видимо, он почему-то решил, что я «начитанная», как девчонка в очках из подросткового романа, которая только и ждет, что нежный соблазнитель откупорит ее раковину. Мне захотелось врезать ему в ответ, но вместо этого голосом противной ботанички я соврала:

— Ммм… вообще-то, я перечитываю Борхеса. — Вообще-то, я не перечитывала Борхеса. Я запоем перечитывала Нэнси Митфорд[33]. В десятый раз.

— О, обожаю «Лабиринты», — сказал Чарли. — Моя любимая книга.

Черт!

— А Джейни много читает? — спросила я.

— Только журналы. — Он придвинулся ближе.

— Какие?

— Что? — Наш разговор вдруг прервало оглушительное гитарное соло из середины «Побега из тюрьмы». Слушая, как музыка разбивает время на аккуратные маленькие отрезки, я утратила нить.

— О чем мы говорили? Ах да, какие журналы она любит? «Опра»? «Простые рецепты»? — спросила я.

— Заткнись, — прошипел Чарли.

Он подумал, что я издеваюсь над Джейни, но я на самом деле сама обожала журналы. И мне было плевать, какие читает его жена. А Чарли, наверное, думал, что, будучи яйцеголовой, я читаю только «Нью-йоркер» и ему подобные. Он наверняка и не подозревал, как много времени я убиваю, размышляя о том, лучше ли я или хуже очередной жертвы «Полиции моды».

— Господи, — огрызнулась я, — я просто диалог поддержать пыталась.

— Кажется, ты не очень рада меня видеть, — отвечал Чарли. — Ты вообще никогда мне не рада.

Я взглянула на него, и в меня на мгновение вселился дух вечеринки. Я наклонилась вперед и облизала его щеку. Его кожа пахла грейпфрутом, щетина царапала язык.

— Вот видишь, — сказала я, — как я рада тебя видеть. А теперь катись отсюда.

И, что удивительно, он слился. Стив рассмеялся — увиденное его ничуть не обеспокоило. В наши дородительские дни мы вообще не обращали внимания на то, как кто себя ведет на вечеринках.

— Эй! — воскликнула я в свое оправдание. — По крайней мере, теперь он меня не достает.

Стив лежал на полу и смотрел на меня осуждающе. Я пнула его ногой — почему бы и нет?

— Езжай-ка домой к мистеру Б. — Так он называл Брюса.

— Нет уж. Не хочу я домой. И не хочу на улицу. Не знаю, чего хочу.

— Читала «Искупление» Иена Макьюэна? Там есть отличная фраза, когда девушка говорит, что не хочет быть в доме и не хочет быть на улице; жаль, что нет третьего места, куда можно было бы пойти. — Стив время от времени говорил такие вот замечательные вещи.