Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как излагает! – восхитился Лычко, – Красиво и непонятно! Прям как наш волхв!
– А шкурка-то ничего, – Нерейд оценивающе смотрел на кота, – если на шубу ее пустить…
Ученая животина дернула хвостом, из подушечек на лапах показались изогнутые когти, острые, словно заточенные клинки, и куда более прочные, и тут же исчезли.
– Твое счастье, человек, – в мурлыкающем голосе послышалась обида, зеленые глаза засветились ярче, – что твоя тонкая и никчемная шкура мне без надобности. А то бы я ее с тебя спустил быстрее, чем ты успел бы вытащить оружие…
– Ты же на цепи, – резонно заметил Нерейд.
А это для красоты, для престижа… – Кот поднял лапу, что-то щелкнуло, и золотой ошейник, распавшись на две части, свалился с кошачьей шеи. – И для всяких дураков, которые вздумают шутить надо мной!..
Викинги подались назад, сгрудились теснее, Кари поднял палицу. Расположившийся в десятке шагов громадный зверь, которому перекусить человека что козе – ветку, внушал беспокойство.
То, что он разумен, никоим образом не успокаивало. Скорее наоборот.
– А что такое «фольклор»? А «индодриранская общность»? – вопросы посыпались из Ингьяльда, словно горох из дырявого мешка. Судя по всему, эриль уже оправился от первоначального ошеломления, – И кто тебя сюда посадил?
– Стану я отвечать на вопросы всяких грубиянов! – Кот фыркнул и демонстративно отвернулся.
Ингьяльд беспомощно заморгал, руки его опустились. Ивар понял, что настал момент вмешаться.
– Не стоит обижаться, – сказал он примирительно, – наш друг всего лишь пошутил. Ведь ты знаешь, что такое шутка?
– Получше всяких лысых и бесхвостых. – Кот поверился, некоторое время созерцал викингов бесстрастны ми зелеными глазами, словно решая, достойны они общения или нет, потом мягко лег на лапы. – Ладно, я отвечу на твои вопросы, высокий человек. Ты кажешься мне умнее сородичей…
Ингьяльд расправил плечи, во взгляде блеснула гордость. Похвала приятна, пусть даже исходит от говорящего кота размером с корову.
– Начнем с начала, – изрек кот. Кари зевнул, всем мудреным разговорам он предпочел бы хороший ужин и бочонок пива. – Посажен я на цепь законами исторического материализма!
Лычко слушал его с отвисшей челюстью: в его глазах светилось столько же понимания, сколько у валяющейся в грязной луже свиньи. Ивар ощутил, как с неодолимой силой ему сводит скулы от скуки.
– А специалист по фольклору, – продолжил разливаться кот, – это собиратель легенд, сказаний, песен и преданий…
– Эриль, в общем! – воскликнул Нерейд, обрадовавшийся, что понял хоть что-то. – А материализм я знаю, что такое! Это когда матерятся много! Сам грешен иногда!
Кот презрительно пошевелил ушами.
– М-да. – Ингьяльд несколько погрустнел. Похоже, что мудрая зверюга немного огорошила и его. – Про индо-пакистанскую общажность можешь не рассказывать… А что ты уже собрал?
– За тысячи лет, что я тут сижу, – кот важно распушился, раздулся от гордости, став чуть не в два раза больше, – я собрал неисчислимое множество фольклорных конструктов. Подумываю о написании диссертации на тему «Особенности сказкообразования у народностей лесной полосы в аспекте погребальных обрядов».
– Я понял все до слова «сижу», – несколько ошеломленно пробормотал Эйрик.
Ивар и сам чувствовал, что голова его становится похожей на перезрелую тыкву и вот-вот лопнет. Но остановить ученого кота оказалось куда сложнее, чем разговорить.
– Вот, например, гимн Ардвисуре из «Авесты», – сказал он, после чего голос его изменился, стал заунывным и пронзительным, словно вой зимнего ветра в трубе: – Четыре коня у нее в упряжке, все четыре белой масти, единой породы, высокие, оборяющие зломышление всех врагов, и дэвов и людей, волшебников и пэри…
Ивар ощутил, как в виски ему вкручивают по острой железяке.
– Или вот былина о Добрыне и Алеше! – Глаза кота сверкали, он чуть не подпрыгивал от возбуждения. Понятное дело, когда еще найдешь в этом пустынном краю благодарных слушателей… – Как молодой Добрынюшка Микитиниц, он ходил-гулял по чисту полю, приезжал Добрынюшка к сыру дубу, как сидит-то ведь тут на сыром дубу, сидит-то еще сидит черный вран!
– Врун, а не вран, – вполголоса пробормотал Нерейд. – И не на дубу, а под дубом. И сейчас заболтает нас до смерти…
– Что, встретил того, кто тебя превзошел? – усмехнулся Ивар.
– Спой, птичка… в смысле киска, не стыдись, – полузадушено прохрипел Ингьяльд. Глаза его были выпучены, уши дергались в тщетной попытке свернуться в трубочку.
Ко всеобщему удивлению, кот его услышал.
– Спеть? – Он потянулся, выгибая спину, словно обычный мурлыка, разве что между мохнатым, толстым пузом и землей легко прошел бы высокий мужчина. – Это я могу!
– О нет! – Нерейд спрятался за спину Кари и зажал уши.
Кот сел, задумчиво обвил лапы толстым, словно громадная змея, хвостом. Раскрыл пасть, там блеснули белоснежные клыки, голос стал могучим, гулким, словно пел из дупла:
– Славное море, священный Байкал! Славный корабль, омулевая бочка! Эй, баргузин, пошевеливай вал! Молодцу плыть недалеко!..
Грустная и протяжная песня, несмотря на то что не все слова были понятны, неожиданно оказалась близка викингам, которые сами половину жизни, а то и больше, проводят в море.
– Эх, мохнатый! – сказал Эйрик, громко шмыгая носом. – Душу вывернул! Давай ещё!
– Ай-я-яй, яй-яй, замочили негра! Ай-я-яй, яй-яй, ни за что ни про что!.. – Ивар ощутил, как глаза его лезут на лоб, словно им надоело гнездиться под бровями и они решили поискать себе новое местечко где-нибудь на макушке.
– А мама позвала колдуна, он ударил в тамтам, Джонни встал и пошел!.. – Кошак продолжал надрываться, пронзительные завывания неслись над степью, перекрывая вздохи ветра в кроне громадного дерева и шепот волн на взморье. – Даже мертвый негр идет играть в баскетбол!..
– Э… – сказал Нерейд, который не утерпел, оторвал-таки ладони от ушей, – Это что за пение такое? Ничего не понятно!
– Может, заклинательная песня? – без особой уверенности предположил Ингьяльд. – Или погребальный плач?
История про мертвого воина по имени Негр, который даже в Хель отправится играть в загадочную игру под названием «баскетбол», к счастью, оказалась довольно короткой.
– Уф, – сказал Ивар, когда песня стихла, – многоуважаемый кот.
Но, вдохновленный собственными успехами в сотрясании воздуха с помощью различных звуков, ученый зверь завел новый напев, прежде чем конунг успел сказать, что хватит.
– Он бы подошел, я бы отвернулась! Он бы приставал ко мне, я б ушла! Он бы зарыдал, я бы улыбнулась! Во таки дела!