Очнулась она от холода. Казалось, он проникает не только под куртку и джинсы, а даже сквозь кожу. Замерзли не только ноги и руки, которых Дина совсем не чувствовала, но и волосы на голове. Впрочем, довольно быстро она выяснила истинную причину онемения конечностей, никак не связанную с холодом, – руки и ноги ее были связаны пластиковой стяжкой, разорвать которую, разумеется, ей было не под силу.

Повертев головой, Дина обнаружила, что находится не в доме, а в другом помещении, похоже, том самом сарае, переделанном под летнюю кухню, которую она рассматривала от калитки. Здесь стояли плита, подключенная к газовому баллону, небрежно задвинутый под шаткий деревянный стол ржавый прогоревший мангал с немытыми шампурами, чайник с обколотой эмалью и без ручки, какие-то миски, громоздящиеся в огромную кучу.

Рядом с лежащей на полу – совершенно ледяном и очень грязном – Диной стоял колченогий деревянный стул, а на нем керосиновая лампа. Сфокусировав на ней зрение, Дина замерла на мгновение, а потом хорошенечко лампу рассмотрела. Она была точь-в-точь, как та, что стояла в антресольном шкафчике деда и бабушки, а также как ее двойник, пропавший из квартиры профессора Бондаренко.

Итак, можно считать за аксиому, что лампу из квартиры забрал Веня, поставив на ее место бюстик Пушкина со следами крови на основании. Скорее всего, именно этим бюстиком убили Попова или Петрова, а может, обоих.

Лежать дальше становилось невыносимым, и, извиваясь, как гусеница, Дина попыталась сесть, подтянув коленки к груди и прижавшись спиной к твердой опоре – стене сарая. Пусть не с первой попытки, но у нее все-таки получилось, и она закрыла глаза, оттого что ужасно устала.

С холодным полом теперь соприкасалась только пятая точка, правда, от ледяной стены мерзла спина, но все равно сидеть так было хоть немного теплее. Хотя бы зубы клацать перестали. Поднеся ко рту сцепленные стяжкой руки, Дина подышала на них, стараясь согреть ледяные пальцы. Движения причиняли боль, потому что пластмасса врезалась в тонкую кожу, на которой уже вспухли ужасные багровые полосы. Ногам, связанным через носки, было чуть легче, и Дина пошевелила пальцами, чтобы хоть немного разогнать застоявшуюся кровь. И что ей, спрашивается, теперь делать?

Она снова оглядела пространство вокруг. К счастью, в сарае не было занавесок, и дневного света, проникавшего через грязные окна, вполне хватало для того, чтобы в помещении хотя бы не было темно. Пожалуй, в темноте Дина совсем бы пала духом. Итак, что мы имеем на сегодняшний день?

Она связана и брошена в холодный сарай. В доме на кровати лежит, тоже связанная, Лена. Похоже, Вениамин вернулся ранее намеченного срока и понял, что его жена обо всем догадалась и вызвала подмогу. Подумав о себе, как о подмоге, Дина тоненько засмеялась. Толку-то от нее, никчемной. Так, сюда же должен приехать Борька.

От этой мысли Дине стало спокойней и страшней одновременно. С одной стороны, Боря знал, где она, и ехал сюда, чтобы ей помочь. С другой – Вениамин вполне мог наплести ему, что Дина уже уехала. Нет, пожалуй, так не пойдет. Боря, не застав Дину в Троице-Лыково, наверняка, начнет ей названивать, а не дозвонившись, поднимет шум и панику и уж совершенно точно позвонит следователю. Что сделает Бекетов? Уж точно приедет сюда и обыщет помещения. Нет, так глупо Вениамин рисковать не будет.

Второй вариант его поведения был гораздо страшнее и безысходнее первого. Когда приедет Боря, Веня завлечет его на участок, а потом оглушит так же, как Дину, или, чего доброго, вообще убьет. Как же ей его предупредить?

Похлопав связанными руками по карманам, Дина обреченно поняла, что телефона при ней нет. Разумеется, Вениамин не настолько глуп. Сумка в поле зрения тоже не попадалась, хотя было бы странно, если бы Веня оставил ее в доме, где чужую вещь легко можно заметить посторонним взглядом. Сантиметр за сантиметром осматривая захламленные поверхности сарая в поисках своей сумки, Дина вдруг наткнулась глазами на что-то смутно знакомое.

Определенно, эту вещь она никогда не видела, но точно о ней слышала. Черт, так это же барометр. Она вспомнила аспиранта Егора, взволнованно рассказывающего о том, что вместе с лампой из квартиры профессора Бондаренко еще пропал старинный, довольно дорогой барометр. Точно, это он и есть, а значит, пресс-папье с яшмой тоже должно быть где-то здесь. Пресс-папье нашлось на втором подоконнике, находящемся у Дины за спиной, и чтобы его рассмотреть, ей пришлось извернуться и задрать голову, которая тут же начала противно кружиться.

Что ж, улик, подтверждающих, что Вениамин забрал из квартиры профессора ценные предметы, в этом сарае достаточно. Осталось только понять, вынес он их после визита в квартиру подлеца Макса или до. А также решить – убили они Ефимия Александровича или просто воспользовались его скоропостижной смертью, чтобы по-шакальи поживиться тем, что можно выгодно продать?

То ли от тяжелых мыслей, то ли от холода у Дины начала надсадно и мутно болеть голова. Она вообще довольно плохо переносила головную боль, а потому при первых же ее предвестниках торопилась принять таблетку, чтобы не дать боли вцепиться в беззащитный висок. Но сейчас таблеток не было. И воды тоже. Подумав о воде, Дина вдруг поняла, что очень хочет пить. Сухое горло, казалось, натерли наждаком, в нем першило, словно его забили песком. Язык больно задевал за зубы, и причиняемые этим страдания вкупе с наливающейся болью головой казались невыносимыми.

Больше всего на свете Дине хотелось, чтобы Боря нарушил данное ей обещание никому не сообщать о поездке в Троице-Лыково и позвонил Бекетову. Опытный следователь наверняка бы все понял и отправил вместе с Борисом опергруппу… Вот только, зная Бориса, она понимала, что он никогда не нарушает данное им слово. От терзающей ее головной боли Дина немного поскулила, чувствуя себя брошенным умирать на морозе щенком. Отчего-то она даже не сомневалась, что Вениамин обязательно ее убьет. Или не Вениамин, а Макс? Если это он – убийца.

С улицы послышались шаги и какой-то еще странный звук, как будто по талому снегу волочили что-то большое и тяжелое. Обострившаяся в экстремальной ситуации интуиция нашептывала, что именно это может быть, и Дина зажмурилась, отгоняя необратимое, а когда распахнула глаза, то увидела в открывшемся дверном проеме Веню, деловито втаскивающего через порог тяжелое мужское тело, не подающее признаков жизни. Борис. Боря.

Она закричала, не в силах сдержать ужас, и тут же послушно замолчала, услышав:

– Будешь орать, убью обоих. Но сначала его, на твоих глазах. Поняла?

– А ты способен убить, Веня? – медленно спросила Дина, чувствуя, как под подступающей яростью даже головная боль проходит. – Это ты убил Павла? И Игоря? Или все-таки не ты?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – ухмыльнулся Вениамин, затащил Бориса и пристроил у той же стены, у которой сидела Дина, захлопнул дверь, отсекая веселый, почти весенний гомон далекой улицы. – Хотя, пожалуй, наоборот. Такие любознательные, как ты и твой друг, долго не живут. Так что состариться вам, пожалуй, вообще не угрожает.

– Что ты сделал с Леной?