– Стопроцентная! – воскликнула Ляля. – Теперь каждый вечер буду всем мерить давление. Это надо сделать традицией, чтобы не получилось, как с Галей.

Я поняла, что Гаврилова очень переживает смерть домработницы, и решила не сопротивляться.

– Садись сюда, – скомандовала врач. – Руку надо положить на стол. Расслабься, не скрещивай ноги. Нет, здесь не очень-то удобно, давай переместимся на диван. Вообще-то лучше, когда пациент находится в полулежащем состоянии. Устраивайся. Так, подвинься. Руку правее, еще…

Я покорно исполняла приказы Лялечки. Вдруг она оглушительно чихнула, я дернулась, задела локтем стоящий на самом краю софы тонометр, и тот незамедлительно упал на пол. Лялечка вскочила, зацепилась ногой за край ковра и, чтобы не упасть, сделала шаг. Ее нога, обутая в элегантную туфельку, наступила на прибор. Послышался характерный хруст.

– Ой, прости, пожалуйста, я уронила тонометр! – смутилась я. – Завтра куплю новый.

– Я сама виновата, – остановила меня Ляля. – Да, ты столкнула аппарат на пол, а я, неловкая, на него наступила и раздавила. Скончался, бедолага, в муках. Ну вот, не удастся теперь твое давление измерить. Ладно, перенесем мероприятие на завтра. Добрых тебе снов.

– И тебе спокойной ночи, – зевнула я. После ухода Ляли я подождала минут пять, набрала номер Тони и тихо сказала:

– Продолжаем разговор. Так где ты была?

– Я знаю, кто убил Лену, – заявила Тоня. – Это не наш маньяк.

У меня сразу пропал сон.

– А кто?

– Лучше не по телефону. Завтра встретимся в «Марабу», в полдень. О’кей? – ушла от ответа Тоня.

– Теперь я не засну, – пригрозила я.

– Съешь шоколадку, – не сдалась Антонина. – Считается, что какао-бобы бодрят, но я от сладкого мигом в царство Морфея улетаю. Учитывая наше сходство, думаю, у тебя та же реакция. Вилка, надо соблюдать осторожность, не стоит вести по мобильному откровенные беседы.

– Ты, наверное, права, – неохотно признала я. – Хотя не понимаю, кому может прийти в голову тратить деньги и время на прослушку наших разговоров.

– Все же лучше перебдеть, чем недобдеть, – заявила Тоня. – А ты что узнала?

– Ну нет, твой секрет в обмен на мой секрет, – усмехнулась я, – не надо беседовать по телефону о серьезных проблемах, нас легко могут подслушать.

– Вот вредина! – воскликнула Антонина. – Теперь я не усну!

Я не замедлила с советом:

– Съешь шоколадку!

Тоня рассмеялась. А я услышала то ли шуршание, то ли царапанье, доносившееся из-за двери и, быстро с ней попрощавшись, вскочила с кровати, распахнула створку, увидела Костю и удивилась.

– Почему ты стоишь и не заходишь?

Франклин, похоже, смутился.

– Услышал, что ты с кем-то болтаешь, и решил не мешать. Собрался уйти к себе, а тут ты на пороге.

Я внимательно посмотрела на него. Костя не из тех, кто может подслушивать, приложив ухо к косяку, или подсматривать сквозь замочную скважину. Почему бы ему просто не войти в мою спальню? Мы близкие люди, какие тут стеснения…

Кстати, когда я только приехала в Брендино, часов в десять вечера позвонила своей подруге Лизе Карпенко и начала рассказывать ей об Аллочке. В самый разгар беседы в мою спальню вошел без стука Костя, отнял у меня трубку и… Стоп, то, что случилось потом, не предназначено для ушей даже близких приятельниц. Но я совсем о другом – по какой причине сейчас-то Костик топтался перед дверью? Ответ один.

Я втащила Франклина в комнату.

– Ты решил, что я общаюсь с Олегом? Подумал, мы с ним собрались возобновить прежние отношения? Это невозможно! Я никогда не штопаю носки, всегда выбрасываю дырявые.

– Удачное сравнение, – вздохнул Костя. – Надеюсь, я никогда не превращусь для тебя в порванные колготки или сношенные туфли. Ладно, ты права. Я услышал из-за двери тихий бубнеж, слов не разобрал, но сообразил – ты треплешься по мобильному. С кем можно болтать на ночь глядя?

– Ты меня заревновал, – обрадовалась я. – У меня много друзей, которые в полночь бодрствуют. Я беседовала с Тоней Грымовой, она сотрудница бригады Олега, мы с ней вместе помогаем подполковнику. Кстати, Куприна отправили в командировку, его в Москве нет. А роуминг вещь дорогая, у полицейского баланса на телефоне на долгий треп не хватит.

– Может, расскажешь, чем ты занимаешься? – попросил Костя, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Извини, нет, – твердо ответила я, – это не моя тайна. Спасибо, что помог, позвонил полицейскому начальнику, который велел спецбригаде заняться убийством Елены и Натальи, но Олег просил меня со всеми подряд не откровенничать.

– Я попал в разряд всех? – уточнил Костя. – Полагал, что у нас особые отношения, в них вранью нет места.

Я начала закипать.

– Я не лгу тебе, просто кое о чем умалчиваю.

Костик положил ногу на ногу.

– Это почти одно и то же.

Я ринулась в бой.

– Ты тоже со мной не до конца откровенен, но я никогда не требую от тебя отчета, не расспрашиваю, как ты ведешь бизнес.

– Но это же неинтересно, – пожал плечами Костя. – Совещания, заседания, партнеры…

Я вытащила из рукава джокер.

– А газета «Лупа»?

Константин замер, и я продолжила:

– Понятия не имела, что ты хозяин этого издания, и ломала голову, почему раньше журналисты из «Лупы» публиковали малоприятные снимки писательницы Арины Виоловой, например, как я, выходя из машины, упала в лужу, а потом вдруг перестали. Над всеми знаменитостями «Лупа» подсмеивается, а меня для нее как будто нет. Знаешь, я подумала, что съехала со своей небольшой горки славы, желтая пресса более не считает, что мои снимки привлекут покупателей, я никому не интересна. А затем случайно узнала фамилию хозяина листка и сообразила: ты велел не мусолить мое имя. Так?

Костя поднял обе руки.

– Вилка, извини! «Лупу» я купил в незапамятные времена. Вначале хотел заняться созданием мощного издательского холдинга, но потом понял – это не мое. И переключился на другие проекты. Еженедельник же остался на рынке. И, согласись, он на фоне «Желтухи», «Трепа» и прочих изданий невинный агнец, специализируется на снимках знаменитостей, попавших в нелепые или смешные ситуации. Ну, например, известная актриса принимает цветы от поклонника, а тот от восторга начинает орать и теряет вставную челюсть. Или: телеведущий идет на тусовку и роняет ботинок, поднимаясь по лестнице. Или еще: писатель обнаружил в салате, поданном в ресторане, гусеницу и в ужасе смотрит на вилку. Иногда «Лупа» делает постановочные съемки, вроде телепрограммы «Розыгрыш». Вполне невинно, даже мило. Никакой жести, аварий со смертельным исходом, репортажей из палат реанимации.

– Но ты все равно мне не рассказал, кому принадлежит «Лупа», – наседала я.