Воцарившаяся после гибели Дракона атмосфера недоверия грозила перерасти во всеобщую паранойю. Всадники держались в стороне от интриг. Они практически не покидали своих покоев, объединенных общей гостиной, куда выходили двери четырех спален.

На следующий день после пропажи сердца Алекс рано утром постучал к Еве в комнату. Хотел убедиться, что она в порядке.

Ева открыла на третий стук, когда Алекс уже решил, что она спит. Вид у нее действительно был сонный – взлохмаченные после сна волосы, на правой щеке полоса от подушки, на плечи наспех накинут халат.

— Доброе утро, — улыбнулся он. — Как твое самочувствие?

— С самочувствие было все отлично, пока ты не разбудил меня, — проворчала она недовольно, но позволила войти.

Она прошла к кровати, на ходу завязывая халат, и Алекс вдруг подумал, что это, возможно, их последний шанс поговорить на чистоту. Никто не знает, что будет завтра. Курфюрсты и те не уверены в будущем. У них есть только здесь и сейчас. И лучше он потеряет остатки гордости ради Евы, чем потеряет саму Еву ради сохранения гордости.

Алекс кашлянул, набираясь смелости:

— Я не умею говорить красиво, как Макс.

— Я знаю цену его красивым словам, — откликнулась она. — Сплошная ложь.

— Ты все еще любишь его? — Алекс насторожился, уловив в словах Евы досаду.

— Нет, и никогда не любила, как теперь понимаю. Но мне обидно. Тебе тоже было бы, если бы тебя использовали, а потом вытерли о тебя ноги.

Разговор свернул не туда. Алекс пришел не обсуждать Макса. Он сам толком не знал, чего ради заявился к Еве в шесть утра.

— Я хотел сказать.., — он замялся. — Я понимаю, твое отношение ко мне сложно назвать хорошим, но мне все равно. Если не скажу, это поглотит меня. Я тебя люблю. Сам не знаю, как это случилось. Мне казалось, любовь должна приносить радость, но она доставляет боль как незаживающая рана.

Ева смотрела на него, не отрываясь. В глубине ее зеленых глаз набухали слезинки.

— Ты плачешь? Я обидел тебя?

— Я плачу потому, что мне тоже больно, — Ева прижала руки к груди. По ее щеке скатилась слеза. — Ты прав, любовь мерзкая штука. Мне ли не знать.

— Почему тебе больно? Скажи мне.

Он и не заметил, как они оказались напротив друг друга. Их разделяло всего пара сантиметров и вместе с тем пропасть, которую невозможно преодолеть.

— Потому что ты опоздал. Ничего не выйдет!

— Ты тоже это чувствуешь? — в Алексе зажглась надежда. — Признайся, что любишь меня.

Хоть раз скажи правду.

— Что толку? — она всхлипнула. — Слишком поздно. Надежды нет.

— И все же я хочу это услышать. Я имею на это право. Прошу.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Алекс, любимый, родной, мерзавец, сволочь, почему ты не сказал мне этого раньше? Почему прикидывался, что тебе нет до меня дела?

— Я боялся.

— Чего?

— Что тебе нет дела до меня.

— Как все глупо, — она запрокинула голову, точно это помешает слезам пролиться.

— Больше всего на свете я хочу заключить тебя в объятия и покрыть поцелуями, — признался Алекс.

— Пьянящими как игристое вино и жаркими как солнце пустыни, — она горько рассмеялась. — Но этого никогда не будет. Ты умрешь, если дотронешься до меня.

— Должен быть способ. Я откажусь от силы всадника.

— В тебе все равно будет кровь демона.

Они замолчали. Все и так было сказано. Алекс поднял руку и словно погладил щеку Евы, при этом не касаясь ее. Она была так близко и так далеко. Во рту появился горький привкус. «Никогда» отвратительное слово.

— Дай мне время, я все исправлю, — сказал он. — Мои чувства к тебе не прихоть. Скорее я умру, чем они. И я буду за них бороться. Я буду бороться за нас.

Дом сотрясался. Толчки похожие на родовые схватки прокатывали по нему волнами. Пол под ногами Евы ходил ходуном. Она привалилась к стене, чтобы не упасть.

Это началось после обеда. Дом вдруг ожил. Застонали потолочные перекрытия, на голову посыпались щепки. Дом пришел в движение. Будь Ева повпечатлительнее, подумала бы, что Дом решил сменить место жительства и как раз сейчас подыскивает новое место.

Она переглянулась с Викой. Война пожала плечами, как бы говоря, что понимает не больше нее.

— Почему нас опять трясет? — нахмурился Рома.

— Хотел бы я знать, — Алекс выглянул в коридор и увидел, как один из атлантов, не выдержав груза, повалился замертво.

С разговора в спальне Евы прошло всего полдня, а ей казалось, вечность. С тех пор они с Алексом избегали оставаться наедине, но она неизменно ловила на себе его взгляд. Он думал о ней. В этом она не сомневалась. Что ж, это приятно. И вместе с тем мучительно.

— Эй, ты, — окликнул Алекс проходящего мимо фурию, — что происходит?

Фурия вместо ответа шарахнулся от него. Ева не слышала, чтобы эти парни говорили.

Алекс захлопнул дверь, и Рома спросил:

— Ева, как тебе удалось закрыть врата? В той заварушке я ничего не видел. Что ты сделала?

Вика тоже выразила желание послушать историю о вратах. Алекс и тот заинтересовался. Но Ева сама толком не знала, как у нее получилось запечатать врата. Это была заслуга Света. Он, как и Тьма, обладал своим сознанием и действовал сам по себе. Ева была сторонним наблюдателем и лишь приблизительно понимала, что произошло.

Но вслух она сказала другое, чтобы не разочаровывать друзей:

— Это было похоже на создание печатей, какие закрывали книгу Судного дня. Только в этот раз они закрыли врата.

— Хочешь сказать, что ты сделала с вратами то, что в свое время ангелы сделали с сердцем Красного Дракона? — недоверчиво переспросила Вика.

— Это не моя заслуга. Мне казалось, я была там не одна. Словно у меня за спиной стояли какие-то высшие силы, и я была проводником их воли.

— Выходит, теперь врата сможет открыть только новая Тьма, — заключил Рома.

— А она появится не раньше, чем через тысячу лет, — сказал Алекс.

Дом в очередной раз вздрогнул. По полу прошла волна, вздыбив доски в центре гостиной. Вика чуть не провалилась, в последний момент отскочив.

— Ну, все, — сказала она, — я буду не я, если не выясню, что здесь творится.

С этими словами она вышла в коридор. Рома заторопился следом, Еве с Алексом пришлось идти за ними. Ева полагала, что их задержат, но приставленная к ним стража разбежалась.