Наталья неожиданно развеселилась, приседая и хлопая себя по коленкам от хохота:

– Представляю себе, как ты тащишься более десяти километров по неведомым дорожкам до кольцевой, а там наперегонки с иномарками шпаришь где-нибудь по обочине, скрипя потертым седлом!

– Почему седлом?

– Ну седалищем. Ты им перед отъездом приложилась, потом тебя еще в машине двигали, освобождая место для Бориса. Да ты не переживай. Я, как всегда, рядом буду. – Наталья заботливо подтянула молнию на моей куртке и вздохнула: – Ты была права. В смысле, насчет Светки. Так что наш сосед Володя никак не мог появиться в квартире с ее легкой руки. Слишком тяжелое для этого у нее состояние было.

– Наталья! Димке ни слова про ключ и фотографии. Убьет!

– Само собой…

Мы стояли на краю небольшого оврага недалеко от больницы и смотрели вниз на верхушки кустов, торчащих из сугробов. Михаил от скуки в двадцать пятый раз открывал капот машины, чтобы полюбоваться содержимым. Местные пейзажи ему, кажется, осточертели. В конце концов мы медленно поплелись к больнице. Похоже, Димка и здесь делает обход хирургического отделения.

– Твой муж – действительно классный специалист, – в унисон моим мыслям выдала Наталья. – Если бы со мной… нет, пожалуй, со мной – не надо… Если бы с моими знакомыми что-то случилось – не задумываясь, валялась бы в ногах у него, прося помощи. Только вредный очень…

Мы поравнялись с машиной, и в это время откуда-то с левого крыла больничного корпуса выкатился Димка. Он очень торопился. Так, что я успела испугаться, решив, что его преследуют. Но он приветственно поднял правую руку – левая была сунута в карман куртки – и крикнул:

– Ну что, покатаемся?

Михаил еще раз посмотрел на часы и обреченно кивнул: он, мол, понимает – здоровье бывшей соседки дорогого стоит.

Мы быстро юркнули в машину – не терпелось узнать результаты расследования Дмитрия Николаевича. Но он из вредности (Наташка права) долго и нудно объяснял Михаилу, куда следует проехать, потом попросил подругу освободить место штурмана и уселся на переднее сиденье, призывая нас полюбоваться красотами окружающей среды. Белое безмолвие уже несколько поднадоело, и Наталья, возмущенная пересадкой собственного тела на заднее сиденье, разинула рот, чтобы напомнить Дмитрию, кто он такой, но я во время толкнула ее в бок. Она хрюкнула и рот закрыла, посмотрев на меня с недоумением. Успокаивающим жестом я похлопала ее по руке, давая понять – своего мужа знаю лучше всех. Он только и ждет вспышки возмущения, чтобы усилить ее своим: «Ах, та-ак! Вообще ничего рассказывать не буду!» А вслух произнесла:

– Смотрите, какие красивые горы впереди! Надо же! Прямо саксонская Швейцария! Жаль только, лысые. Мы туда едем?

– Это не горы, – спокойно пояснил муж. – Это многолетняя свалка. Здесь вообще ничего не может расти. Миша, сейчас за поворотом налево будет речка. Главное, не прозевать мост. А через два километра начнутся лесопосадки. Там и остановимся. Часика два, я думаю, нам хватит?

Он обернулся. Глаза были хитрые, неискренние. На всякий случай я опять похлопала подругу по руке. Она, не отрываясь, смотрела вперед. Лицо у нее закаменело от напряжения. Представляю, как тяжело ей было сдерживать эмоции. Димка с удовольствием полюбовался на Наталью, потом переключился на меня, нахально подмигивая. Я продолжала усиленно изображать безразличие.

– Не понимаю, зачем надо краситься, если собираешься кататься на лыжах. Ну, нанесла визит людям. Неудачно, надо признать. Но сейчас-то зачем заново расходовать губную помаду? Зайцев очаровывать? Не понимаю!

– Ну и дурак, – не выдержав, отреагировала я.

Наташка отвлеклась от переднего стекла и тихонько похлопала меня по руке. Подруготерапия не удалась. На Димку выпала месячная норма осадков из упреков и угроз. Ничего не могу поделать с сидящей во мне с рождения натурой Тельца. Довести меня до состояния ярости трудно, но если уж довести!..

Успокоилась я только у лесополосы, но и там, забаррикадировав дверцу, напрочь отказалась вылезать из машины и вставать на лыжи.

– Успокойся, не нужно расстраиваться. Себя беречь следует, – елейным, медоточивым голоском уговаривала меня Наталья. – Тебе еще жить надо. Ради детей! – повысила она голос. – Вылезай. Мы с тобой поедем в другую сторону, где тебя никто не обидит.

– Ни фига себе! – возмутился муж, призывая Михаила в свидетели. – Вылила на меня ведро грязи, и ее же, видите ли, обидели!

– Да, вылила! – с вызовом выдала Наталья. – Потому что было с чем сравнивать! Уж очень вы, Дмитрий Николаич, походили на те самые горы мусора или свалку. Содержимое ведра по назначению попало!

Димка отшвырнул мои лыжи с палками в сторону, поставив свои аккуратненько рядом с машиной, открыл переднюю дверцу и быстро переобулся. Через минуту от его лыжных ботинок только каблуки сверкали. Бедный Михаил не знал куда деваться и как себя вести. На всякий случай принес мои лыжи назад.

Я уже успела успокоиться. По крайней мере – внешне. Внутренне назревало раскаяние за ряд надуманных обвинений. Кроме того, лыжное снаряжение задумывалось как маскировка истинной цели поездки. Кататься и не собиралась. А что делать? Не сидеть же в машине, если все так стихийно переигралось. Медленно начала переобуваться.

Михаил облегченно вздохнул:

– Наталья Николаевна, я ключики от машины в платочке под эту елочку положу, а этой веточкой замаскирую. Если вернетесь раньше меня и замерзнете – машину откроете и прогреете. Я, пожалуй, тоже поеду…

Уныло мы поплелись по лыжне в противоположную сторону.

– Далеко отъезжать не будем. Уже третий час. В пять темно, – громко произнесла впереди идущая Наталья. – Ни одной собаки не видно. Все уже с утра отъездились. И есть хочется!

– Хочется, – грустно подтвердила я. – Давай о хорошем: рано или поздно Димка выболтает правду. Кроме того, мы с тобой обошлись почти без завтрака и без обеда. Если пропустить еще ужин, наверняка…

– Откинем лыжные ботинки вместе с лыжами, – закончила подруга мою мысль своими словами. – Нет, ужин не отдам даже твоему Димке, хотя он уже почти двадцать минут мой злейший враг на сегодняшний день.

Постепенно прогулка увлекла. Я даже стала себя поругивать за то, что забросила лыжи. По пути возникало много заманчивых спусков. Наталья несколько раз скатывалась вниз. Наконец созрела и я. Облюбовав пологий спуск, не суливший никаких неожиданностей, я храбро ринулась вниз. Но, как оказалось, конец спуска стал началом нового, довольно крутого склона. Обреченно приготовилась падать. Именно это и помешало мне следовать прямо. Я исхитрилась свернуть вправо и пропустить между ног маленькую лохматую елочку. Раздавшийся треск даже не испугал. Во всяком случае это были не мои косточки. Лыжи остановились сами по себе. Я даже не шлепнулась. Вернулось чувство уверенности в свои силы, вот только жаль было елочку. Впрочем, сразу же выяснилось, что жалела ее зря. Она стояла целая и невредимая, тогда как мои спортивные штаны в нескольких местах сверкали клоками ткани-утеплителя и подкладки. С упорством, подогреваемым жалостью к штанам и себе, родной и несчастной, я ступеньчатой поступью вскарабкалась вверх. В прорехи ощутимо несло холодом.