Чего стоили, например, одни клички, которые она давала своим кошкам! Верная своему лондонскому прошлому, десяток-полтора котов она нарекла именами игроков гремевшей тогда футбольной команды «Арсенал»: Эдди Хапгуд, Клифф Бастин, Тед Дрейк, Уилф Коппинг… Но одну промашку она допустила: Алекс Джеймс трижды в год регулярно рожал котят.

А ее манера звать их домой? Впервые я стал свидетелем этой процедуры в тихий летний вечер. Две кошки, которых миссис Бонд хотела мне показать, пребывали где-то в саду. Следом за ней я вышел на заднее крыльцо. Она остановилась на верхней ступеньке, скрестила руки на груди, закрыла глаза и завела мелодичным контральто:

— Бейтс, Бейтс, Бейтс, Бе-ейтс! — Нет, она по-настоящему пела, благоговейно, хотя и несколько монотонно, если не считать восхитительной маленькой трели в «Бе-ейтс!». Затем она вновь набрала побольше воздуху в свою обширную грудную клетку, словно оперная примадонна, и опять прозвучало полное чувств:

— Бейтс, Бейтс, Бейтс, Бе-ейтс!

И это заклинание подействовало — из-за лаврового куста рысцой появился Бейтс — кот. Ну а дальше? Я с интересом следил за миссис Бонд.

Она приняла прежнюю позу, глубоко вздохнула, закрыла глаза и с легкой нежной улыбкой запела:

— Семь-По-Три, Семь-По-Три, Семь-По-Три-и-и!

Мелодия была той же, что и для Бейтса, с точно такой же прозрачной трелью в конце. Однако зов ее на этот раз долго оставался тщетным, и она повторяла его снова и снова. Мелодичные звуки словно повисали в тишине безветренного вечера, и казалось, что это муэдзин созывает правоверных на молитву.

В конце концов ее настойчивость увенчалась успехом, и толстая трехцветная кошка виновато проскользнула по стене в дом.

— Извините, миссис Бонд, но я не совсем уловил, как, собственно, зовут эту кошку?

— Семь-По-Три? — Она задумчиво улыбнулась. — Она такая прелесть! Видите ли, она семь раз подряд рожала по три котенка, вот я и подумала, что такое имя ей подойдет. Как по-вашему?

— Да-да, бесспорно! Великолепное имя, ну просто великолепное!

Моя симпатия к миссис Бонд укрепилась еще больше, когда я заметил, как ее заботит моя безопасность. Черта довольно редкая у владельцев домашних животных, а потому я ее особенно ценю. Мне вспоминается тренер скаковых лошадей, с испугом ощупывающий путо своего питомца, только что могучим ударом копыта вышвырнувшего меня из стойла, — уж не повредил ли он ногу? И маленькая старушка, казавшаяся совсем крохотной рядом с ощетинившейся, оскалившей зубы немецкой овчаркой, — и ее слова: «Будьте с ним поласковее! Боюсь, вы сделаете ему больно, а он такой впечатлительный!» И фермер, угрюмо буркнувший после тяжелейшего отела, который сократил мне жизнь по крайней мере на два года: «Совсем корову замучили, молодой человек!»

Миссис Бонд была другой. Она встречала меня в дверях и сразу вручала кожаные перчатки с огромными раструбами, чтобы уберечь мои руки от царапин, — от такой предусмотрительной заботливости на душе становилось удивительно легко. Этот ритуал прочно вошел в мою жизнь: я иду по садовой дорожке, а вокруг бесчисленные внешние кошки посверкивают глазами, юркают в кусты; затем мне торжественно вручаются перчатки с раструбом, и я вступаю в благоуханную кухню, где в пушистом вихре внутренних кошек почти невозможно разглядеть мистера Бонда и его газету. Мне так и не удалось выяснить, как мистер Бонд относился к кошкам, — собственно говоря, я не помню, чтобы он хотя бы раз открыл рот, — но у меня сложилось впечатление, что он их как бы вовсе не замечал.

Перчатки были большим подспорьем, а иногда и подлинным спасением. Когда, например, недомогал Борис, иссиня-черный внешний кот, настоящий великан и мой bete noire[4] во всех смыслах этого выражения. Про себя я был твердо убежден, что он сбежал из какого-то зоопарка. Ни до ни после мне не доводилось видеть домашних кошек такой неуемной свирепости и с такими буграми литых мышц. Нет, конечно, в нем крылось что-то от пантеры.

Его появление в кошачьей колонии было для нее подлинным бедствием. Я редко испытываю неприязнь к животным. Если они бросаются на людей, то лишь под воздействием панического страха. Но только не Борис! Это был злобный тиран — и я начал навещать миссис Бонд гораздо чаще из-за его привычки задавать таску своим единоплеменникам. Я без конца зашивал разорванные уши и накладывал повязки на располосованные бока.

Помериться силами нам довелось довольно быстро. Миссис Бонд хотела, чтобы я дал ему дозу глистогонного, и я уже держал наготове зажатую пинцетом маленькую таблетку. Сам толком не знаю, как мне удалось его схватить, но я все-таки взгромоздил Бориса на стол и перепеленал его с поистине космической быстротой, слой за слоем навертывая на него плотное полотно. На несколько секунд я уверовал, что сумел с ним совладать — он уже не вырывался, а только жег меня полным ненависти взглядом больших сверкающих глаз. Но едва я сунул пинцет ему в рот, как он злобно укусил инструмент, и я услышал треск материи, рвущейся изнутри под рывками могучих когтей. Все кончилось в один момент. Из кокона высунулась длинная нога и полоснула меня по кисти. Я невольно чуть разжал пальцы, стискивающие шею, Борис тотчас впился зубами в подушечку ладони сквозь кожаную перчатку — и был таков. А я, окаменев, тупо уставился на зажатый в пинцете обломок таблетки, на свою окровавленную ладонь и бесформенные лохмотья, в которые превратилась крепкая минуту назад простыня. С тех пор Борис смотрел на меня с омерзением, как, впрочем, и я на него.

Но это было одно из маленьких облачков, лишь кое-где пятнавших ясное небо. Мои визиты к миссис Бонд продолжали меня радовать, и жизнь текла тихо и безмятежно, если не считать поддразнивания моих коллег, отказавшихся понять, с какой стати я так охотно трачу массу времени на орду кошек. Это отвечало их общей позиции: Зигфрид относился подозрительно к людям, заводящим домашних любимцев. Он не понимал их и проповедовал свою точку зрения всем, кто соглашался слушать. Сам он, правда, держал пять собак и двух кошек. Собаки разъезжали с ним в машине повсюду, и он собственноручно каждый день кормил их и кошек, никому не доверяя эту обязанность. Вечером, когда он устраивался в кресле у огня, вся семерка располагалась возле его ног. Он и по сей день столь же страстно восстает против содержания животных в доме, хотя, когда он садится в машину, его бывает трудно различить среди машущих собачьих хвостов нового поколения, а кошек у него заметно больше двух, к тому же он обзавелся несколькими аквариумами с тропическими рыбками и парочкой змей.