— Что ты плетешь?

— А то. Черри, вчера вечером меня не было дома.

— Ты… Генка, ты…

— Погоди… Лидуша зовет. Я сейчас.

Дверь он оставил открытой, но Ксения в квартиру войти не решилась. Она представила себе весь ужас вчерашнего вечера. Этот недовязанный крохотный носочек, телевизор, у которого выключили звук, чтобы не мешал задавать страшные вопросы, измученную токсикозом и переживаниями по поводу чужой разбитой машины женщину. Генка ее, Черри, никогда не простит.

Он вышел через пять минут, с пачкой сигарет в руках.

— Сказал, что пойду покурить. Она дыма не выносит.

— Ты разве куришь?! Генка?! А как же спорт?

— Какой теперь спорт! — махнул он.

— Но почему именно эти сигареты?!

— Не знаю. Видел у Женьки на столе. Ну бывает так, заклинило в мозгу, и все. Почему все в жизни обязательно надо объяснять? Купил, стал курить. Вроде легче.

— И давно? Давно ты куришь?

— Слушай, хватит из себя заботливую мамашу изображать! Зачем пришла?

— И куда же ты пошел после того, как я позвонила?

— А что ты на меня так смотришь? Думаешь, Толика Воробьева убивать?

— Ты же говоришь, что вы были не знакомы. А сейчас — То лик.

— Глупо как, а? Стыдно было признаться. Когда Женька его бросила и следующим был я, то в мою рыжую голову и прийти не могло, что земля-то вертится. Я не знал, что буду ходить к ее дому и там случайно встречусь с тобой. Как человек добрый, я Толика всегда понимал. И пытался с ним поговорить по-человечески.

— Значит, вы ругались, да?

— Самое глупое, что были тому свидетели. И теперь я оказываюсь обложен красными флажками, как волк. Да, ты мне позвонила. Да, я понял, что Женькины деньги больше не светят. Да, я знал его в лицо. Да, меня вчера не было дома. Нет, я ничего не могу объяснить. А главное — не хочу.

— И куда ты пошел?

— По делам. По своим собственным делам. Допустим, что к одному приятелю.

— Значит, он скажет, что ты приходил, — с облегчением вздохнула Ксения. — И конец всем проблемам.

— Начало. К большому сожалению, его не было дома.

— Но…

— А ты никогда не оттягивала возвращение домой, когда знала, что ничего хорошего тебя там не ждет?

— Но ты же любишь Лидушу!

— Люблю. Я очень люблю Лидушу. Поэтому мне нужны силы, чтобы не начать ее ненавидеть. Я понимаю, что она несчастна. Она виновата. Она ждет ребенка. Ей нужны забота и внимание. Но не могу я каждый день видеть это заплаканное лицо! Не могу слушать только жалобы и только о том, что у нас все плохо, что мы останемся на улице, умрем с голоду, замерзнем, пропадем, что угодно! Если бы она хоть раз сказала, что у нас все хорошо, у меня бы силы появились. А так… Она ждет от меня хороших новостей, а я могу поделиться только плохими.

— Я понимаю. В таком состоянии…

— Могу тебе смело сказать: именно в таком состоянии люди идут грабить банк. Причем тот, где больше всего охраны. Чтобы в случае провала не сесть в тюрьму, а умереть на месте.

Больше всего Ксении хотелось спросить Генку про ключи, но она удержалась. Надо дать ему отдохнуть. Человек не зверь, даже если он сидит, со всех сторон обложенный красными флажками. В отличие от зверя он умеет думать и устает именно от мыслей, а не от беготни. Кто не думает, тот не устает. И силы у него каждое утро появляются новые. Но если задуматься над тем, имеет ли смысл твой каторжный труд изо дня в день, то это конец. В одно прекрасное утро ты просто пошлешь все к черту.

— Не надо думать, Генка, — сказала Ксения. И в ответ на его недоуменный взгляд добавила: — Ни о чем. Надо просто жить.

— Я хотел спросить у своего кредитора, как можно отработать свой долг.

— Но ведь тридцать тысяч долларов!

— А что, нет такой работы?

— Наверное, есть, но… Генка!

— Не кричи, — поморщился он. — Иногда выбор бывает между плохим и плохим. Это мы почему-то думаем, что всегда выбираем между плохим и хорошим. А я в таком отчаянии, что способен сейчас выиграть даже турнир Большого шлема. И за вычетом налогов мне бы все равно этого хватило.

— Выиграй.

— Кто меня туда теперь пустит? К сожалению, поезда уходят, и дальше везут уже других. Ладно, Черри, пора.

— Все-таки я верю в счастливые концы.

— Счастливый конец — это промежуточный финиш. А самый главный у нас у всех один. И не скажу, чтобы он меня сильно радовал. Прощай, Черри. Ты сделала все, что могла.

«Генка!» — крикнула она одними губами. Потому что знала — он обернется и скажет устало и раздраженно: «Ну что еще?»

— Ничего, — вслух сказала она закрывшейся двери.

Окурок сигареты валялся прямо перед ней, на полу. Точно такой же Ксения сегодня утром выбросила в мусорный бак. Вернее, то, что отчего осталось. Раньше аккуратный Генка никогда не бросал окурки на пол. Порядок и порядочность во всем были для него важнее собственных проблем. Неужели все так изменилось?

«Какой сегодня день? — подумала Ксения, оказавшись на улице. — Какое число? Время года? Ах да, глубокая осень». И тут она вспомнила, что пропустила тот девятый день, когда положено поминать усопших. Прожив свою жизнь в гордом одиночестве, Евгения Князева после смерти оказалась никому не нужна. Даже близкой подруге, которая запуталась в своих проблемах.

«А вот я не могу одна», — подумала Ксения. Она имела в виду не то одиночество, которое испытывают наедине с собой, от безысходности и отсутствия рядом близкого человека. А то, что бывает среди людей — сознательное противопоставление себя и чужим, и близким, когда даже в самые откровенные моменты жизни сказать правду труднее, чем соврать.

Ксения подошла к ближайшему цветочному киоску.

— Что вы хотели, девушка? — почти безразлично окинула ее взглядом скучающая продавщица.

— Цветы.

— А на какую сумму вы рассчитываете? — Ксения поняла эту подозрительность: зачем покупать дорогой букет девушке, скромно и буднично одетой, одинокой, без кавалера? И в самом деле, зачем?

Ксения полезла в карман куртки, вытащила все деньги, которые там были. Отсчитала мелочь себе на обратную дорогу, остальное протянула продавщице:

— Вот. Посчитайте, что там выходит. И услышала удивленное:

— На все?!.

…Букет вышел просто огромным. Выходя с ним из автобуса у ворот кладбища, Ксения ловила на себе удивленные взгляды. С такими цветами надо приезжать по крайней мере на «Мерседесе». Да, она небогата. Но кто сказал, что чем больше у человека денег, тем шире его душа? Быть может, за скромный подарок другу кем-то было отдано последнее, как, например, за этот букет? Все относительно, даже сумма, которая стоит на ценнике.