Я уже вторые сутки бормотал себе под нос песню, услышанную от крестьян, уже «заразив» ею своих спутников. Так бывает, когда какие-то строки «пристанут», а ты потом ходишь, и повторяешь.

— Ты, венок мой, плыви, плыви —

до плакучей седой любви.

ты плыви, унеси мой страх —

жжет глаза горький дым костра[1].

Как там дальше, я не запомнил, но что-то про девушку.

Надо подумать, чем я стану заниматься дома. Может и впрямь, следует стать первым ректором первого университета в Силингии? Нет, не стоит. Сам же говорил, что начинать нужно со школы, а место учителя меня не прельщало. Шумные, сопливые и самовольные дети, которых нужно не только учить, но и воспитывать! А как их воспитывать? И чему я их способен обучить? Истории государств, о которых они и слышать не слышали? Или двадцать пять способов убивать людей?

Тьфу ты, рано пока о доме думать, тем более, строить какие-то планы. Примета плохая. Иначе случится либо что-нибудь плохое, либо нелепое. Кстати, когда я говорил, что наш отряд состоял из трех всадников, и двух заводных коней, то был, скажем так, не совсем прав, потому что за нами, на почтительном расстоянии, двигались еще три всадника, и одна старая лошадь, груженая старым железом и парусиной… Эти люди, лошади, и металлолом были моей собственностью, но что мне с нею делать, я не знал.

Впрочем, обо всем по порядку. Из Мейзена я решил ехать по более короткому пути, где стоят города. По длинной дороге, где сновали отряды вооруженных крестьян,(может, они уже разошлись по домам, но кто знает?), везти наследника престола не стоило. Мы доехали до города Талле, от которого рукой подать до Ульбурга (его, на сей раз, я решил объехать стороной), расположились на постоялом дворе. Здесь я собирался задержаться на пару дней, чтобы дать отдохнуть коням, да и нам хорошо бы немного выспаться.

Когда сдали коней на руки конюхам, сняли поклажу, а сами собирались пройти в обеденный зал, к нам подошел мрачный парень в обносках, давно не брившийся — по виду, слуга захудалого рыцаря. Обведя нашу троицу грустным взглядом, парень, остановил, было, свой выбор на мне, как на самом старшем, но переведя взор на Вилфрида, решил обратиться к нему. Верно, угадал в мальчишке главного.

— Благородный господин, осмелюсь ли я узнать ваше имя? — обратился слуга к наследнику престола столь изысканно, что у меня отвисла челюсть, но мои спутники и глазом не моргнули.

— Герцог фон Силинг-младший, — отозвался Вилфрид, пытаясь выглядеть солиднее и, даже положил руку на эфес отсутствующей шпаги. (Да, увлеклись покупками книг, а про оружие для парня забыли! Нужно срочно исправить!)

— Ваша Светлость, мой господин — благородный рыцарь фон Шлангебург вызывает вас на поединок в конном строю! Он желает с вами биться либо до смерти, либо до признания поражения одним из противников!

— Подожди-ка, парень, — бесцеремонно перебил я высокопарную речь. — Твой благородный рыцарь, он что, пребывает в сумасшедшем доме? Какие турниры?

— Никак нет, господин рыцарь, — вздохнул слуга. — Мой господин находится в добром здравии и пребывает в шатре, у большой дороги.

— И давно пребывает? — заинтересовался я.

— Четвертый месяц, — мрачно ответил слуга.

— И что, желающих сразиться с ним не было? — удивился Силуд-младший. — Очень странно.

— Ничего странного, Ваше Высочество, — вмешался в разговор придворный маг. — В Швабсонии уже давно нет рыцарских турниров, тем более нет рыцарей, вызывающих на дуэль проезжающих мимо путников.

Я начал понимать, почему этот рыцарь, с забавным именем, сидит у дороги столько времени.

— Твой господин в кости проигрался, или в карты? — поинтересовался я.

— Ага, — грустно ответил слуга. — Их милость с рыцарем Людвигом фон Вестфаленом постоянно в карты играет. Они друг другу уже и замки проигрывали, и слуг, а потом все назад отыгрывали. Ну, а тут решили сыграть на желание. Поначалу мой господин выиграл, так он пожелал, чтобы рыцарь Вестфален голышом на улицу вышел, да петухом прокукарекал. Ну, тому-то что? Подумаешь, мудями потряс, задницей посверкал, народ потешил, а кукарекнул так славно, что все окрестные петухи отозвались! А наш уже четвертый месяц сидит, весь в долгах, белье не стирано. Лучше бы он замок проиграл, там все равно одни только сквозняки гуляют, а крысы с голодухи все гобелены объели. Мой господин, чтобы вернуть долг чести, должен либо сражение выиграть, а если не выиграет, то по всем правилам рыцарского турнира старых времен обязан отдать победителю доспехи, лошадей и слуг, а сам поступает в его услужение на месяц.

— Желающих, как я полагаю, нет? — развеселился я.

— Конечно! Все благородные господа либо пальцем у виска крутят, либо соглашаются на простую дуэль, на шпагах. Ну, где сейчас рыцарские доспехи сыскать? Те, у кого остались, на стенках висят, лаком покрыты, слуги с них пыль стирают. Но, у большинства либо в кузницу отданы, либо на чердаках ржавеют. Мой господин весь железный лом перерыл, еле-еле в один доспех собрали. Ну, там кирасе уже лет сто, а поножи ржавчина съела. Щит, правда, неплохой, так он в общем зале висел, там сухо, дерево не сгнило. А копье я ему сам сделал, из старых носилок для сена[2]. Может, Ваша Светлость примете все-таки вызов? Ну, надоело в палатке ночевать. Сейчас-то еще ничего, так уж осень на носу. Мы уже побираться ходим, чтобы нашего рыцаря кормить. А вы, глядишь, турнир выиграете, нас к себе заберете. У рыцаря жеребец неплох — это у него лучшее, что есть, да и наши коняшки, еще ничего.

— Ладно, верный слуга, ступай к своему господину. Передай, что мы бы, может и сразились бы с ним, но доспехов нет. К тому же, если по правилам, так на турнире парами бьются только равные, а твой господин — простой рыцарь, и не может биться с Его Высочеством, — сказал я, разворачивая парня в противоположную сторону от нас. Хотел еще дать «леща» для ускорения, но не стал. Парень-то в чем виноват? И у господина положение аховое, слово чести, оно не пустой звук. Ну, пусть сидит. Авось да найдется какой романтик, решивший вспомнить времена странствующих рыцарей.

— Подождите, господин граф, — остановил меня Вилфрид. — Может, не станем отказываться так сразу?

— Как прикажете, Ваше Высочество, — склонил я голову в легком поклоне. — Сразу отказываться не станем, откажемся потом.

Вытащив из кармана какую-то монету, сунул ее парню, похлопал его по плечу.

— Ступай, дружок, перекуси, да господину купи чего-нибудь.

Мы тоже пошли перекусить, благо, трактиры Швабсонии за последнее время стали гораздо лучше — и чисто, и кормят вкуснее. Почему так произошло — можно только догадываться. Возможно — все дело в отсутствие боевых действий. Если во время войны буйные отряды наемников, больше похожие на шайки, заполоняли харчевни и трактиры, съедая и выпивая все, что принесут, не особо обращая внимания на чистоту, то теперь ситуация иная — что приезжие, что местные жители, не пойдут в трактир, где грязно и плохо кормят. Стало быть, трактирщикам пришлось либо закрывать свои заведения, либо перестраиваться — мыть полы, а не засыпать их соломой, бороться с крысами и тараканами, и уж конечно, не кормить посетителей сосисками, набитыми тухлым мясом. И, полная ерунда, когда говорят — мол, тухлятину присыпают перцем, чтобы не воняла. Ага, как же. Порция перца, помещающая на кончике ногтя, стоит куда дороже, чем дюжина сосисок.