Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие дикие мысли приходят вам в голову, — усмехнулась Ирма. И так естественно, что Вовка у себя под одеялом от удовольствия дрыгнул ногою и затряслась от беззвучного смеха его ассирийская борода. Поведение Ирмы внушило ему спокойствие. С громадной выдержкой баба! Но если Флуг, паче ожидания, прорвется в спальню, Вовка, забыв про элемент смешного, хватит его по черепу. И даже есть чем. Вовка облюбовал себе электрический утюг, сопровождавший Ирму во всех её скитаниях.
Но до утюга не дошло, хотя и было к этому близко.
Инстинктом отвергнутого самца Флуг почуял что-то подозрительное. Слишком уж тщательно оберегает графиня вход в спальню.
— Можно заглянуть?
— Нельзя.
— Там у вас кто-нибудь спрятан.
— Вы дурак, Флуг!
— Но почему же нельзя, если никого нет?
— Потому что чужому мужчине свою спальню утром не показывают. А вы мне — чужой!
— Значит, там спрятан любовник?
— Нелепая фантазия!
— В таком случае я взгляну.
— Нет. Вы не имеете права.
— Моя сила — мое право. А я сильнее вас. Пустите!
Ирма спокойно вынула револьвер, сделав шаг назад. Флуг невольно попятился. Кружочек дула слишком назойливо сверлил воздух.
— Вот каким языком вы со мной заговорили! Хорошо же! Я теперь не сомневаюсь в вашей измене. Но помните, графиня, помните! Мстить мы умеем, как никто! А по отношению ренегата — мы вдесятеро беспощаднее. Пока до свидания! Мы еще побеседуем. Я потребую от вас полный отчёт и все мои телеграммы. До скорого свидания!
Он ушёл, хлопнув дверью.
Графиня вернулась к Вовке расстроенная, бледная. Искусственный подъем упал. Она готова была расплакаться.
— Не волнуйся, моя дорогая, — утешал ее Вовка. — Я сию же минуту позвоню к Арканцеву, он позвонит генералу Добычину, и мы сегодня же арестуем этого мерзавца.
10. Флуг-фантомас
Но Флуг не из числа тех, кого можно арестовать в любую минуту. Особый инстинкт помогал ему. Инстинкт вечно травимого хищника. Этот самый инстинкт внушил Флугу тотчас же, после принявшей такой неожиданный оборот беседы с графинею, покинуть отель. Сперва на несколько часов, а там уже будет виднее.
Флуг не сомневался, что Ирма лжет, всем существом своим лжет. Во-первых, она изменница, ренегатка, передавшаяся в неприятельский лагерь, а, во-вторых, у неё в кровати лежит какой-то новый, пока еще неведомый ему любовник, и, без сомнения, он — главная и, пожалуй, единственная причина измены, потому что в смысле вознаграждения Ирма безусловно прогадала. Никто в мире не оплачивает агентов своих так щедро, как немцы.
К профессиональной ревности Флуга присоединилась еще и мужская. Он, Флуг, суливший ей все могущество своей тайной обаятельной власти, в конце концов, дурак дураком, отвергнутый, нежеланный, а её простыни (он так и думал «простыни») греет кто-то другой!
— Нет, дунайская сирена! Этот номер вам не пройдет! Не пройдет вдвойне. И вы заплатите по двойному счету! Флуг взыщет с вас, как обманутый начальник — раз и как отвергнутый мужчина — два. И расплата будет не на жизнь, а на смерть…
Он ехал с комфортом, отлично выспался, но вагон — все же вагон. Ему хотелось отдохнуть, принять ванну, разобраться в вещах и часок-другой побездельничать, что всегда так приятно после долгого пути. Но звериный инстинкт нашёптывал: «Берегись, берегись, великий инквизитор»!..
И «великий инквизитор» внял дружественному шепоту. Наскоро захватил самое необходимое, на случай обыска наиболее компрометирующие бумаги сунул в портфель и, перекинувшись парою многозначительных фраз с упитанным директором «Семирамиса», исчез. Не уехал, а именно исчез.
Но в течение всего дня, долгого летнего, нетерпеливый и властный голос чей-то раз двадцать требовал к телефону директора. И директор, вся и всё бросая, спешил на зов. Выяснилось, что приняты самые тщательные меры к удачнейшему аресту Флуга. Все ходы и выходы «Семерамиса» охранялись цепью из наиболее энергичных агентов. Местный пристав, нервный, озабоченный, наведывался несколько раз в контору, и тучный директор, распластываясь перед ним в лепёшку, нёс с три короба всякой вздорной чуши, уверяя, что священным долгом своим считает выдать с головою такого опасного субъекта, как Флуг. Если б он знал, что это за чудовище, — ни под каким видом не пустил бы его в свой «дом»! Он так дорожит безукоризненной репутацией своего «Семирамис-отеля»!..
Флуг исчез и не появлялся больше. Как в воду канул! Никаких следов не могла найти вся поднятая на ноги полиция Петрограда. А между тем он был здесь, где-то близко, не только не скрывая этого, но даже бравируя своей неуязвимостью.
Ежедневно Ирма получала от Флуга письма, где проклятия и угрозы чередовались у него с бранью. Он поносил графиню за измену, клеймил ее грубым оскорбительным для женщины, как удар кнута, словом и пророчил страшную месть. Он запугивал бедную женщину.
«Бойтесь, трепещите! Тенью вашей буду преследовать вас. И в любой момент, когда захочу, постигнет суровая, заслуженная вами кара. Все ваши друзья вместе взятые не спасут и бессильны защитить вас. Теперь на Сергеевской и на Морской узнают истинное лицо Ирмы Чечени!..»
Таково было приблизительное содержание этих писем, варьируемых ежедневно все на разные лады. Они жгли ей руки, но она их читала, читала, волнуясь и трепеща. Вовка успокаивал ее:
— Нечего бояться! Этими угрозами он пытается тебя загипнотизировать. Он сам в положении затравленного волка.
— Ах, ты не знаешь его…
— Знаю! Отдаю этому каторжнику должное, уверен, что нет гнусности, перед которой он остановился бы, но все же он не так уже демонически страшен, как ты воображаешь. Город на военном положении, следят за всем и за вся, а дружественные Флугу посольства укладывают свои чемоданы… А главное, я беру с тебя слово, что все письма этого мерзавца ты будешь уничтожать, не читая. Я понимаю: психологически это очень трудно. В подобных письмах таится всегда какой-то жгучий самобичующий интерес. Но это необходимо для душевного равновесия.
— Где он может скрываться?
— Где! Повсюду! Разве мало здесь домовладельцев, фабрикантов, заводчиков-компатриотов и единомышленников этого господина?
Вовка не ошибся. Главной штаб-квартирою Флуга был электротехнический завод Гогайзеля, этого счастливого обладателя «Пьяной библии». Там Флуг был как у себя дома. Даже еще больше, чем дома.
А события с безумной быстротою бежали, и кровавый смерч ширился, разрастаясь и удлиняясь, чтоб кошмарной колонною упереться в багровое полымя охваченных зловещим заревом небес.
Война!..
Это слово было у всех на устах. Весь смысл жизни миллионов людей ушел в одно короткое слово, такое внушительно-короткое на всех языках. Одним оно сулило горе и