Дэрил схватил карусель и поднес к уху. Некоторое время он внимательно слушал, а потом усмехнулся:

– Уймись, чокнутая. Не тикает.

– Не все бомбы тикают. И более того, не всем нужно взорваться, чтобы убить.

Он только закатил глаза и бережно вернул карусель на место, намеренно поставив ее так, чтобы на видном месте была его собственная фигурка, сидящая верхом на льве.

– Смирись, детка. Нас кто-то любит. Возможно, это благодарность от «свободных»?

– У Джея нет таких денег.

– Я тебя умоляю…

Элм разглядывала свою миниатюрную копию, оседлавшую дракона. Подруга явно колебалась. Я видела, что игрушка ей понравилась, и все же…

– Дэрил, мне даже любовники не дарят такие дорогие вещи. Это…

Грин посмотрел на часы и спохватился:

– Пора на патрулирование. Хан, идем! Центр вместе, а потом ты двигаешь на Юг.

Шеф совершил непростительную ошибку. Хан не переносит Дэрила и никогда не воздерживается от шуток в его адрес. Даже пара минут вместе для них пытка, что говорить о целом участке патрульного маршрута…

На этот раз он, смерив Грина взглядом, поинтересовался:

– Ты имел в виду команду «фас» или «к ноге»?

– Я имел в виду, что мне приходится ждать тебя!

Пират быстро обменялся ухмылками с Элм и покинул комнату. Мы наконец-то остались вдвоем. и время тянется удивительно медленно.

– Какая ты красавица… – Элм показывает на фигурку.

Меня и вправду неплохо сделали. Я сижу верхом на грифоне или какой-то похожей мифической твари – орлиная голова, львиные лапы. А какое у меня личико…

– Ты тоже. У тебя неплохая грудь.

Она тихо смеется.

Я прикрываю глаза. Черт, как же плохо я сегодня спала, как все мерзко в целом. Все эти неудачи Гамильтона, наши провалы… Шеф говорил, что сегодня вызовет Глински еще на один серьезный разговор. Но какие могут быть разговоры, особенно после…

Мне нравится ваша боль. Нравится ваш страх.

– Когда, – спрашиваю я, зевая, – вернется Львовский? Или он уже вернулся?

– Да, он здесь. – Элм отвечает с таким же широким зевком и сползает в кресле.

А может, и политик здесь? Видел, как мы дрыхнем? Тогда неудивительно, что считает нас бесполезными существами, питающимися из городской кормушки. Вот же урод…

Мысли путаются – видимо, от недосыпа. Я завороженно таращусь на огонь в камине, потом поднимаю взгляд к полке.

Карусель переливается, фигурки будто кружатся перед моими глазами. Дэрил и лев исчезают, тихонько покачиваясь, появляется Вуги на лошадке, за ним – Бэни, восседающий на чем-то странном. Я глупо хихикаю и тыкаю в карусель пальцем:

– Э-э-элм, а почему Бэни на…

Меня прерывает тихая музыка, которая раздается из механизма. Совсем как та, которая играет из фургона с мороженым: скрипучая, вязкая, сладкая.

– Элмайра…

Я не могу отвести взгляд от карусели. Лошади… дракон… грифон…

Что-то знакомое.

Что-то, что преследует меня уже долгое время. Ах да, игрушки. Марионетки. И еще почему-то виноградный привкус.

Улыбаясь, я устраиваюсь удобнее и делаю глубокий жадный вдох.

Кажется, я умираю.

А может быть, лечу.

Играет музыка.

Попробуй и беги.

Беги.

Я точно не сплю – по крайней мере, у меня без проблем получается себя ущипнуть, и иголочки боли пронзают кожу. Но так или иначе, передо мной тянутся бесконечные ряды могил, над некоторыми из которых возвышаются белокаменные изваяния. Как я оказалась здесь, зачем я вышла, когда? Видимо, с этой работой я совсем схожу с ума. Может, это лунатизм? Наверно, не так трудно стать лунатиком, когда ты постоянно плохо спишь, а когда не спишь – во что-то влипаешь. Как же холодно…

Я озираюсь. Могила слева от меня выглядит свежей, цветы, брошенные рядом с ней, привлекают внимание. Маргаритки. Мелкие. Красные.

Я читаю надпись на камне: ни даты рождения, ни даты смерти. Только имя: Элмайра Белова. На той, которая рядом: «Дмитрий Львовский, капитан дальнего плавания, скорбим и любим». На третьей высечено старое имя Хана, то самое, которого я совсем не помню – оно занимает почти всю серую плиту. А дальше…

Я усмехаюсь и пинаю носком ботинка надгробие с коротким словом «Орленок» – до меня наконец доходит. Черта с два! Очередной тупой розыгрыш Сайкса… Надо будет притащить всех сюда, пусть посмеются. А сейчас пора сваливать, а то еще напорюсь на ангела. Вот дура. Идиотка, чем я только…

Я разворачиваюсь в сторону, где, по моему предположению, должны быть кладбищенские ворота и трасса. Там обычно виднеются силуэты дальних домов и телеграфные столбы, оттуда приезжают на похороны почти все северяне, но теперь…

Ни домов, ни подсвеченного шоссе нет. Все вымазано. Только тьма, растекающаяся по кованому забору. Я безучастно понимаю: тьма поглотила всех. Но тогда… кто выкопал свежие могилы?

Ветер подталкивает меня в спину. Я шагаю дальше, видя все больше знакомых имен. Джейсон Артур Гамильтон. Ван Глински. Кики Стюарт, Вейл Харперсон, Морган Бэрроу, над могилой которого дремлет громадный каменный гризли. Очередная надпись: «Джон Айрин». Сердце замирает, потом начинает неистово биться, словно готовясь взорваться. Это чушь, злая шутка, это… сон?

Я снова щиплю себя и царапаю кожу ногтями. Слизываю кровь. Но не просыпаюсь.

– Нет!

Ноги подкашиваются, и я вдруг ощущаю за спиной полузабытую безболезненную тяжесть. Слышу шорох чего-то мягкого и поворачиваю голову.

– Нет…

Крылья. Мои рыжие крылья. Затекшие мышцы с непривычки сводит, суставы скрипят. Меня шатает, и я не хочу лететь, но что-то само тянет меня вверх. Поднимает за шиворот, как упрямого щенка.

В небе горят созвездия. Треугольник, и зигзаг, и уродливое чудовище с голубой альфой в сердцевине… Созвездие Цепных Псов. Оно здесь.

Я зависаю, раскинув руки, смотрю сначала вниз, потом – опять в небо. Кажется, я спятила. Спятила? Да, глупая сумасшедшая Эшри. Зажмурилась, а сейчас сложит крылья и…

– Фас! Ату ее! – слышу я голоса.

Когда я открываю глаза, альфа в небе вспыхивает особенно ярко, падают ее белые соседки. Псы сорвались с поводка. Псы рядом.

Три мертвых ангела прячут лица за масками. Кукольные, разрисованные собачьи морды, напоминающие те, что висят в кабинете у шефа. Он всегда так бережно смахивает с них пыль…

– Здравствуй.

Ангелы сужают кольцо. Тот, что напротив, сдергивает маску и бросает вниз. Даже теперь я не могу закричать, хотя я узнала это лицо.