Абсурдность этой просьбы и понимание того, что стоит за ней, заставляет отшатнуться:

– Чокнулся? Предлагаешь мне лезть в ее мозги вместе с тобой? А если я что-нибудь там сломаю?

Ладонь Джона ложится на лоб моей подруги. Он мягко надавливает, заставляя голову приподняться. В следующее мгновение некберранец убирает руку, и я замечаю, что его кожа покраснела, на ней мгновенно вздуваются волдыри.

– Нужен кто-то, кто знает ее ближе. Меня она не пускает. С тобой так не было, Эшри.

Потому что я доверяю тебе, дурак.

– Я… могу навредить.

– Тогда она умрет.

Он опять бережно касается лба Элм, и по радужке глаз начинает расползаться знакомое мне алое сияние.

– Скорее.

Я сдаюсь. Моя дрожащая ладонь сжимает его пальцы. Элмайра беспокойно дергается, поднимает во сне брови… Получается удивительно легко!

Два вдоха, слабый жар, головокружение. Комната растворяется. Карусель снова в движении.

…Дождь. Мы около маленького деревенского домика. Вокруг тени других домов, а где-то впереди… люди называют это горизонтом? Никакой тьмы?

– Джон, это же… Земля!

Он кивает. Открывает калитку. Мы, пройдя травянистый пустырь, движемся вдоль стены. Чавкает мокрая земля под ногами, сверху давит разбухшее ночное небо. Я жадно вдыхаю чужой воздух и озираюсь.

Окно приоткрыто, в комнате горит свет. Встав на носки, я вижу мужчину: широкоплечий и улыбающийся, он прижимает Элмайру к себе.

– Там… все будет иначе. Да?

Элм такая, какой я впервые ее увидела: очень худая, со стянутыми на макушке темными волосами и уже со шрамами. Рука мужчины лежит у нее на затылке, на пальцах блестят несколько тяжелых колец.

– Да… Будем жить во Флориде. В самом красивом доме у моря. Ты будешь кататься на серфе.

– Как в фильмах про близняшек Олсен?

– Лучше.

Она кладет голову ему на плечо. Умиротворенная, такая беззащитная. И без знакомого свечения в глазах. Она не ведьма. Но тогда как…

– Джон…

Калитка распахивается. К дому бегут несколько вооруженных мужчин. Я не успеваю даже понять, откуда они явились, как они проносятся мимо нас и ломятся в дверь.

Вопль одного из них заставляет Элмайру вздрогнуть и вскочить. Она узнала голос, грубо назвавший ее по имени. Ее лицо стало белым как полотно.

– Папа…

Он вытряхивает из сумки какие-то детали. Капает маслом. Это… оружие? Его руки движутся быстро, привычно, почти механически. С такой скоростью собирать ствол не умею даже я. И, кажется, никто в нашем Отделе.

– Уходи через окно. – Он подталкивает Элм. – Я тебя найду. Давай в лес.

– Я…

– Я найду тебя! Всегда!

Она всхлипывает, но бежит. Выбирается, мчится через участок, ей стреляют в спину, но ни один выстрел не достигает цели. Пули свистят и рядом с нами. Когда распахивается калитка, нас отрывает от земли и несет на невидимой привязи памяти. Это похоже на самые сумасшедшие водные лыжи в моей жизни.

Элм петляет, как зайчонок. Преследователи не могут ее догнать. Вскоре все затихает, и я слышу только ее сбитое, испуганное дыхание. Куда же ты вляпалась, Элм? Кто ты?

Судя по боевой подготовке, могла быть наемницей. Так писал Лютер?

Поворот. Еще поворот. Лают собаки, потом затыкаются – как-то резко, будто кто-то отключил в телевизоре звук. Элмайра останавливается, останавливаемся и мы.

Впереди стена. Тьма? Нет… густой еловый лес, перед которым еще одна калитка. Безобидная бело-розовая калитка с надписью «Поселок Светловка».

Я пытаюсь хоть что-то понять. Нет, это точно не ворота на Севере. Не ворота, за которыми живут огоньки.

Элмайра подходит и смотрит в глубину чащи, как ныряльщик перед прыжком. Я тоже не могу оторвать взгляда, ищу Джона и сжимаю его пальцы. Его рука дрожит.

Секунда.

Еще одна.

В этом месте в страшилках становится по-настоящему страшно. Но ведь впереди просто… лес?

– Д-джон…

Сквозь его стиснутые зубы вырывается стон боли и сливается с моим – более громким, переходящим в крик. Страшилка кончается, пора уснуть. Остается последнее. Они.

Из провала поднимаются голубые огоньки, они появляются из-за сосен. Близятся. А тело Элмайры сползает на землю, лишаясь всех костей. Я понимаю, что то же происходит и со мной, а потом…

Боль не отпускает. Раскаленные шурупы долбят мозг. Кожа отходит слоями, сосуды лопаются, сочится кровь. Мне хуже, чем было в гробу: тогда я хотя бы чувствовала тело, могла царапаться и цепляться за жизнь, а сейчас руки не подчиняются, точно мне выдрали позвоночник, и теперь что-то мягко обволакивает и уносит все, что осталось. Тьма предельна. Баюкает и нашептывает ласковую колыбельную.

Засыпай, птенчик.

Засыпай.

* * *

…Он держит меня за руку. Это первое, что я понимаю. Мы стоим в абсолютной темноте, ладонь у него теплая, и я жива.

– Что это… было?

– Скорее всего, нас расщепили на атомы, а потом собрали их в той же последовательности. Теоретически именно это происходит в пространственных дырах.

Из объяснения я понимаю только два или три слова. Немного боясь ответа, я спрашиваю:

– А… где Элм?

– Здесь. Вокруг нас. Тьма – часть ее сознания.

– Что?..

– Такая же, как вокруг Города. Она есть в каждом. Эта… тьма.

Я вспоминаю пятно на прозрачном теле Вуги. Черное, вязкое…

– Надо идти. Не бойся, Эшри. Тебя здесь точно ничего не убьет.

– Не боюсь. – Я улыбаюсь, хотя он едва ли видит мое лицо. И спохватываюсь: – Стоп. А… тебя?

Он колеблется, прежде чем спокойно ответить:

– Конечно, нет. Это же просто сон.

Я не выпускаю его руку. Мы делаем первый шаг. Интересно, как долго можно сохранять рассудок, плутая в темноте? Сколько бродила Элмайра, пока не нашла Город? А ведь из наших никто не владеет телепатией. Некому будет вытаскивать нас, если… если?

– Может, попробую посветить?

– Здесь это не выйдет.

– А ты знаешь, куда идти?

– Нет. Но Элмайра – знает.

И он прав. Вскоре – а может, десять лет спустя – все вокруг нас начинает меняться.

Неровные полоски света. Их все больше, пространство под нами и вокруг принимает очертания пазла с белыми границами фрагментов. Нога наступает на одну из них. Не определить, холодная она или теплая. Но она бьется, как сердце, и глухо гудит.