Коротко объяснив соратникам свой план, я присел возле сержанта Костелло и несколько раз хлестнул его по щекам.

Полицейский открыл глаза, застонал, а потом сразу замолчал, с ужасом смотря на меня.

— Вставай.

— Дон Вайт… — тихо прошептал сержант, зажмурив глаза и кривя лицо от боли. — Убейте меня, но не трогайте жену и дочь. Я прошу вас, ради Господа нашего, они ни в чем не виноваты…

— Вставай, — я взял его за шиворот и поставил на колени. — Живо, мать твою!

Полицейский с трудом встал и замялся, виновато опустив голову.

— Теперь иди в машину и уезжай в Чикаго.

— Матерь божья, вы… — Винченцо растерянно потряс головой. — Вы не станете убивать меня, дон Вайт? Правда?

— Пошел, нахер, в машину! — окончательно выйдя из себя, прошипел я. — И вали в Чикаго! — потом взял его за плечо, развернул и толкнул в сторону «Фордика». — Живо! Авто бросишь на Линкольн-Стрит, возле библиотеки. Или мне передумать?

— Спасибо, спасибо, дон Вайт, — сержант, держа левую руку на затылке, покачиваясь, заковылял к машине. — Храни вас Дева Мария…

Как уже говорил, я заранее проработал запасной план и изучил внутреннее расположение отеля «Готорн», а также предпринял некоторые действия по отвлечению внимания.

Сначала я вернулся и забрал сумку боеприпасами, распихал по карманам разгрузки магазины к «Томми-гану», потом потрепал Мусичку по холке и приказал ему возвращаться к машине, в которой остался Горацио.

Песель недовольно фыркнул, но послушался, а я понесся к отелю.

«Готорн» с задней части был окружен высоким забором, добравшись до него, я взглянул на часы и протянул руку к Нейману.

— Сигнальный пистолет взял?

— Да, взял, — все еще страдальчески морщась, бывший детектив вытащил из-за пазухи здоровенный пистоль с бронзовым стволом, заканчивающимся раструбом на конце, как у средневекового мушкетона*. — А нахрена он тебе?

мушкетон (фр. Mousqueton), также известный как трамблон, бландербас и «абордажный пистолет» — разновидность исторического огнестрельного оружия. Отличался коротким стволом и, в некоторых случаях, оснащался раструбом на стволе, для лучшего разлета картечи.

— Сейчас узнаешь… — я взвел курок и поднял руку.

Раздался громкий хлопок, в черное небо взмыла красная ракета.

— А теперь за мной, — я выбросил ракетницу в кусты и подпрыгнул, уцепившись руками за забор.

На то, чтобы преодолеть препятствие, ушло несколько секунд. Поймав спрыгнувшую Морану, я метнулся к стене пристройки и опять глянул на циферблат наручных часов.

— Ну, мать вашу, гребаные карлики…

Понукание не помогло, пару минут ничего не происходило, потом… потом со стороны парадного входа в отель резанули длинные очереди. Стреляли как минимум из десятка «Томми-ганов» и парочки ручников «Браунинга», вдобавок в канонаду вплетались винтовочные и пистолетные выстрелы.

Зазвенели стекла, стеганули человеческие вопли.

— Да что за нахрен? — я пробежался по заднему двору, встал на бочку и осторожной высунул голову поверх забора.

По сигналу ракеты, было предусмотрено, что братцы Уолш, Патрик и Конор, подъедут на грузовичке и обстреляют гребаный «Готорн» из крупнокалиберного «Браунинга» образца 1921 года, установленного в кузове, для того, чтобы отвлечь внимание от нас. Но открывшаяся картинка выглядела несколько по-другому.

По сраному отелю палили не карлики, а несколько десятков человек, подъехавших на разномастных легковых автомобилях.

— Да откуда вы взялись? Ответка от ирландцев? Может быть… твою мать, не люблю сюрпризы. Но так тоже ничего получается, — я еще раз ругнулся, но потом решил, что замена вполне достойная.

Вернулся к своим и остановился возле одной из дверей пристройки к отелю.

— Я первый, вы за мной, как показывал…

Рванул дверь на себя и заскочил внутрь, вскидывая «Томпсон»

Навстречу вывернулся пузатый мужик в грязной белой куртке и большим мясницким секачом в руках, но увидев нас, он сразу бросил секач, присел, и закрыл голову руками.

— Тихо… — я прижал палец к губам и быстрым шагом пошел по коридору…

До четвертого этажа, мы добрались, не встретив ни одного боевика. Стрельба уже стихла, но они видимо где-то собрались, чтобы защищать своего босса.

Я осторожно приоткрыл дверь стволом Томпсона, заглянул в щель и опять никого не увидел — коридор был пуст.

— Мора с Беней повстречались, и чуть-чуть не обвенчались, в синагоге были выходные дни… — дурашливо пропела на русском языке за моей спиной Морана.

— Что мы здесь забыли? — потерянно вздохнул Нейман. — Нас же убьют и будут правы…

Я обернулся, погрозил кулаком соратникам, выскользнул в коридор и быстро пробежался к сорок пятому номеру, где про информации содержали Моргана.

Закинул «Чикагскую пишущую машинку» * на плечо, вытащил из кобур «сорок пятые», коротко ругнулся про себя для пущего фарта и взялся за ручку двери.

чикагская пишущая машинка — одно из прозвищ пистолета-пулемета Томпсона.

Номер оказался открытым, я подождал мгновение, рывком влетел внутрь и невольно вытаращил глаза.

Узилище Моргана ну никак не напоминало собой узилище в прямом смысле этого слова. Никаких цепей, кровавых пятен, баланды в ржавой миске и прочих атрибутов.

Мало того, судя по всему, совсем недавно в номере проходила веселая вечеринка: беспорядок на шикарно нарытом столе, батареи пустых бутылок, черт побери, я разглядел даже россыпи кокаина. Пахло табаком, дорогим спиртным, женскими духами и развратом. О недавнем присутствии женщин напоминали не только духи, но и шелковый чулок на настенном бра.

И платье на полу…

И изящные женские туфельки…

И россыпь презервативов на прикроватной тумбочке…

— Тварь!!! — невольно выругался я.

— Неплохо кто-то веселился… — хмыкнула Морана.

«Ошибся номером? — зло подумал я, а точнее — заставил подумать себя. — С каких таких делов макаронникам ублажать Уайта?»

Верить в то, что Морган продался Капоне очень не хотелось, а потом я заметил на прикроватной тумбочке перстень Уайта и поверить пришлось.

— Сука… — я стиснул зубы от дикой злости. Предательство самого близкого соратника просто не укладывалось в голове. Где-то в глубине души теплилась надежда, что все это досадная ошибка, что мой сводный брат не предатель, но упрямые факты напрочь опровергали надежды. Операцию по заманиванию меня в Сисеро, скорее всего, задумал и исполнил Морган — такие сложные и изящные многоходовки как раз в его стиле. Только он мог все так рассчитать, принес в жертву пешек и выиграл партию.