Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Американская революция против господства Британской короны началась с лозунга: «Нет представительства – не будет налогов!» («No taxation without representation!»).
Революция американского гражданина против засилья страхового бизнеса должна начаться с осознания нами простой истины: «Обязательная страховка – это налог, размер которого назначается не избранными нами представителями, а жадными коммерсантами» («Mandatory insurance is taxation without representation»).
Но достаточно ли сильна жажда свободы и жажда справедливости в душах сегодняшних американцев, чтобы решиться на такой бунт?
Не похоже.
Он съел дер дог в Ибн Сине и Галене
и мог он воду иссушить в колене,
он знал, куда уводят звёзд дороги,
но доктор Фауст нихц не знал о Боге.
В русской литературной традиции к слову «доктор» так и тянется слово «добрый». Добрый доктор Чехов, добрый доктор Айболит, добрый доктор Живаго. Даже Христа добрый доктор Булгаков изобразил просто добрым доктором Га-Ноцри. Может быть, поэтому русских эмигрантов в Америке часто отталкивала суховатая деловитость американских врачей, всегда работающих в цейтноте, всегда поглядывающих нетерпеливо на часы, не готовых выслушать полную сагу о таинственных скрипах, хлипах и пуках в организме пациента.
О горестном состоянии медицинского обслуживания в США написаны сотни книг и тысячи статей. Одним из видных критиков много лет выступает доктор Эндрю Вейль – сторонник индивидуального подхода к пациенту, альтернативных методов и пристального изучения целебных свойств самого организма. «Мы изучаем болезни, – говорит он, – а нужно с не меньшим вниманием изучать излечения». В своей книге «Почему наше здоровье так важно» он пишет:
«Мы привыкли хвастать, что американская медицина – лучшая в мире, и когда-то так оно и было. Сегодня всё изменилось. Даже в наших наиболее престижных медицинских центрах качество обслуживания стоит невысоко, медсестёр не хватает, а число заболеваний, подхваченных в больнице, возрастает. Наблюдается тенденция перетекания наших пациентов в другие страны. Американские граждане отправляются в первоклассные больницы Бельгии, Таиланда, Индии для операций по замене бедра, коронарных шунтов, пластических операций. Их всё больше сердит недостаточное внимание докторов, враждебная конфронтация со страховыми компаниями, не говоря уже о растущей цене прописываемых лекарств, медицинских тестов и пребывания в больнице»[219].
Сравнение с другими странами, проведённое Всемирной организацией здравоохранения, дало невесёлые результаты. «По данным 2000 года США оказалось на 37-м месте, ниже Колумбии, Чили, Коста-Рики, но выше Словении, Кубы и Хорватии. По критерию "справедливость" оказались на 54-м, рядом с Фиджи. Но зато всех намного обогнали по уровню финансовых затрат на одного человека»[220].
«Охрана здоровья», считает доктор Вейль, уступила место «контролированию болезни». Все силы направляются на то, чтобы подавлять отдельные симптомы, врачу не оставлено времени вглядеться в жизнь индивидуального организма как целого.
«Наше здоровье ухудшается, и мы имеем самый высокий процент не застрахованных граждан среди демократических обществ; другие народы даже близко не приближаются к нам по этому показателю. При росте безработицы многие американцы теряют свои медицинскую страховку вместе с рабочим местом, умножая ряды незащищённых»[221].
Начиная эту главу, я сразу должен сознаться в собственной патологии по отношению к американскому врачу:
ДЛЯ МЕНЯ НЕВОЗМОЖНО С ДОВЕРИЕМ ОТНЕСТИСЬ К ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРОМУ ВЫГОДНО, ЧТОБЫ Я БОЛЕЛ, И ЧЕМ ДОЛЬШЕ БОЛЕЛ – ТЕМ ЛУЧШЕ.
Я должен заранее уговаривать себя: он не виноват, нелепая бездушная система поставила его в такую извращённую ситуацию. Вполне возможно, что он добрый, знающий, сочувствующий специалист, искренне желающий помочь. Но тягостное чувство не проходит, и я до последней возможности оттягиваю визиты к врачам, надеясь, что организм сам справится с очередной хворобой. Ставить плату врачу в зависимость от числа обслуженных им больных представляется мне такой же нелепостью, как если бы стали оплачивать труд пожарника по числу потушенных им пожаров. У него поневоле возник бы импульс поджечь что-нибудь самому.
Где-то в начале 1990-х у меня начала болеть нога. Я расшиб её, ударившись голенью о камень во время рыбалки. Терпел, делал компрессы, хромал. Нет, само не проходило. И когда доктор Вайнстин совершил своё чудо, починив сломанное бедро Марины, я решил обратиться к нему. Он проделал нужные рентгены, внимательно рассмотрел снимки, объявил, что все кости целы, выписал какое-то новомодное лекарство, якобы ускоряющее заживление травм, и счёт за визит: 200 долларов. По-божески.
Но боль не проходила. То ступня, то колено распухали так, что я мог ходить, только опираясь на костыли. Работа в издательстве включала в себя погрузку-переноску ящиков с книгами, и делать это на костылях не получалось. Промучившись ещё два года, я заставил себя снова пойти к ортопеду. Не имея медицинской страховки, звонил в несколько мест, пока не нашёл самого дешёвого. Им оказался совсем молодой врач, Марк Натансон. Он рассмотрел мою опухшую ногу и без всяких рентгенов уверенно объявил: подагра. Выписал лекарство «колхичин», которое научились делать из осенних анемонов ещё в Древнем Египте до Рождества Христова. Три-четыре таблетки, принятые в течение дня, снимали воспаление, давали возможность отложить костыли.
Спрашивается: почему знаменитый, опытный, дорогостоящий хирург Вайнстин не смог обнаружить то, что мгновенно опознал молодой Натансон?
Ответ на этот вопрос таится в двух словах: узкая специализация. Оказывается, парадокс этот был замечен и описан многими критиками американской системы здравоохранения.
К доктору Вайнстину попадают только пациенты со сложными переломами, требующими высококвалифицированного хирурга. Молодой Натансон, нуждающийся в пациентах, примет всех – и застрахованных, и нет, с серьёзными проблемами и с пустяками. Его опыт и кругозор расширяются стремительно уже в первые годы практики.
Но труд врача-специалиста оплачивается гораздо выше, чем труд терапевта общего плана. «Терапевт может заработать в год от 175 до 200 тысяч. Но эти заработки бледнеют по сравнению с доходами узких специалистов: в среднем 850 тысяч для хирурга-ортопеда, 911 для рентгенолога, 1 350 тысяч для хирурга по сердечно-сосудистой системе. В Америке имеется перепроизводство специалистов и нехватка врачей общего профиля. В результате всё сводится к детальной и дорогостоящей диагностике и анализу отдельных компонентов тела. Многие пациенты не имеют возможности получить общий анализ состояния их здоровья, подготовленный врачом, умеющим оценивать взаимодействие различных частей тела»[222].