сыскать. На одном только гриме сэкономили бы целое состояние.

— Вы опять шутите? — укоризненно покачал головой серьезный сержант Николай Егорович.

— Клянусь мамой! Все — истинная правда, — божился Голубев.

— Кать? — спросил у его жены Анатолий. — Это так?!

— Угу, — передернула плечами Катя, вспоминая крючковатый нос Ольги Ивановны. — Когда я ее увидела, чуть не опис… Ой, чуть не умерла со страху. Все Ангелинино агентство недвижимости может это подтвердить.

— Вы заканчивайте оформление протокола, а я пойду проведаю Ангелину. Если она проснулась, приглашу вас с документами, — Анатолий понимал, что сержант не может бесконечно ждать, а до отбоя оставалось всего два часа.

К его изумлению койка Ангелины была застелена и пуста. Разумеется, она сама не могла никуда уйти, а тем более — убрать постель. У Анатолия засосало под ложечкой, а сердце забилось, как пойманная птичка. Где она? Куда она подевалась? В поисках Ангелины Анатолий обежал соседние палаты, но все больные, которых он помнил наперечет, были на своих местах.

На сестринском посту тоже никого не было. Наверное, чай пьют. Анатолий заскочил в комнату для персонала, но кроме Карповны, прихлебывающей из ведерной чашки растворимый кофе, никого не обнаружил.

— Чай, кофе, потанцуем? — засуетилась перед ним Карповна. — Пиво, водка, полежим? — посмеивалась она, споласкивая чашку для Анатолия Дмитриевича.

— А куда Ирочка запропастилась? — справился у всезнающей Карповны Анатолий.

— Да жмурика какого-то в морг повезла, — откликнулась Карповна. — Так вам кофе или чай?

— Какого жмурика?! — подпрыгнул Анатолий. — Куда делась пациентка Громова из пятой палаты? Почему мне не доложили? Что за разгильдяйство? Где Громова?! Я с вами скоро сам жмуриком стану…

— А ты не кричи, Дмитрич, — осадила его пожилая уборщица. — Я тебе не девочка, чтобы ты на меня орал! Я за порядок и чистоту отвечаю, а не за покойников…

Но Анатолий не слышал ее оправданий, он несся вниз по черной лестнице в подвал, где размещался больничный морг. Дверь была заперта, дежурный, как всегда, где-то болтался: то ли с медсестрами языком чесал, то ли где-то на отделении по телевизору хоккей смотрел. Его пациенты были смирные и покладистые, не разбегались и не дебоширили, постоянного присмотра не требовали. Принял, оформил, бирку с записью в учетной книге сверил, на место определил, и — гуляй себе до следующего клиента.

Анатолий выскочил в приемный покой, взял у вахтерши рацию, связался с дежурным и срочно потребовал, чтобы тот явился на пост.

— Ладно, ладно, иду, — ворчал дежурный, а до Анатолия донесся веселый женский смех.

— Поторопитесь! — приказал строгий доктор.

— Да иду уже, иду, — сквозь помехи отзывался дежурный, но смех не прекращался.

— Я сказал немедленно! — гаркнул потерявший терпение Анатолий. — Даю ровно три минуты.

Вахтерша не узнавала в взбешенном докторе того милого приветливого мужчину, который уже несколько лет с улыбкой проходил мимо нее на работу и каждый раз вежливо здоровался и желал ей всех благ.

Дежурный прилетел, как стрела, бренча связкой ключей, прицепленных к поясу.

— Что стряслось, Анатолий Дмитриевич?

— Быстро отпирай свои закрома, — голос Анатолия прерывался и хрипел. — Показывай, где женщина, которую недавно привезли.

— Третья каталка справа у стены, — дежурный наизусть помнил, куда он определил последнего покойника.

— А что? Что-то неправильно оформили? — бормотал он, как привязанный, следуя за врачом.

— Уйди! — у Анатолия от волнения сжалось горло.

Трясущимися руками он сдернул с покойницы простыню. Благообразная старушка со сложенными на груди руками мирно почила, скорее всего, от старости. Ее кожа была белой, без неприятной болезненной желтизны, и Анатолию на минуту показалось, что она крепко спит. Он даже поднес к ее лицу ладонь, пытаясь уловить легкое дыхание и тепло. Но тело уже остыло, его руку обдало холодом. Анатолий отдернул ладонь.

— Кто еще поступал в последнее время?

— Утром спустили из травмы алкоголика с пробитым черепом и все, — уверенно отчитался дежурный. — Сегодня на редкость спокойный день.

— Да уж! — Анатолий отер со лба липкий пот и пригладил вставшие дыбом волосы. — Спокойнее некуда.

— Доктор, я могу отлучиться? — дежурному не терпелось вернуться к неведомой хохотушке. — Вы же сами видите, у меня здесь образцовый порядок.

— А кого тогда Ирина привезла? — не унимался Анатолий.

— Кого, кого, — разворчался охранник, — не меня же. Я еще пока сам бегаю. Эту старушку и привезла. Если вам нужно точные данные усопшей, я подниму журнал.

— Нет, не нужно, — Анатолий отогнал от себя дурацкое наваждение.

— А чего вы так переполошились? Потеряли кого-нибудь? — любопытничал дежурный.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — строгий врач покинул морг и также пешком по лестнице добрался до своего отделения.

В коридоре, громыхая дверями лифта, Ирочка выкатывала наружу кресло с живой и невредимой Ангелиной.

— Милая, — Анатолий метнулся к потерявшейся невесте. — С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

На все его вопросы Ангелина ответила слабой улыбкой.

— Где вы были, Ирина… — Анатолий запнулся.

Он хотел обратиться к старшей медсестре по имени-отчеству, но как ни напрягал память, отчества не вспомнил. Все без исключения звали хорошенькую, услужливую медсестру только ласкательно — Ирочкой.

— Вы же сами… — Ирочкины глаза расширились от удивления и сурового тона врача. — Вы просили меня отследить, когда починят гастроскоп, — отвечала девушка дрожащими губами. — Я отследила. Больная Громова как раз проснулась, я усадила ее в кресло и свезла на гастроскопию… За что вы на меня сердитесь? И почему так смотрите, будто видите меня впервые?

— Я все объясню, — смягчился Анатолий. — Давай сначала уложим больную в постель, не хватало еще, чтобы ее здесь на сквозняке продуло.

Он перехватил у Ирочки кресло с невестой, откатил его в пятую палату. Медсестра откинула одеяло, Анатолий поднял Ангелину на руки и как ребенка переложил в койку. Потом пододвинул поближе стул, взял в свои ладони ее ладонь и приник губами к пахнущей лекарствами коже.

— Я так перепугался. — Он говорил короткими фразами, сглатывая подступающие к горлу комки. — Прихожу в палату, никого нет. Как ты, милая?

— Домой хочу, — еле слышно ответила Ангелина. — Увези меня отсюда! Я не выношу больниц и больничного запаха. Меня от него тошнит.

— Тебя тошнит от тяжелого пищевого отравления, — Анатолий уговаривал ее и согревал ее холодные ладони своим дыханием. — Ты хоть что-нибудь помнишь о том, что произошло с тобой и Катей в Елкино?

— Смутно, — Ангелина наморщила лоб. — Припоминаю, как мы осмотрели дом, все закоулки, потом сели пить чай… Потом… Потом ничего не помню. Какие-то обрывки в памяти всплывают, а в уме слова крутятся: «Солянка-то с кислинкой была». А какая солянка… Постой, постой… Вспомнила: Ольга Ивановна отодвинула печную заслонку, в комнате сразу запахло чем-то терпким, но приятным, будто