– Или по крайней мере назовет его. Я с радостью вытрясу признание из любого коллеги Мортимера.

– Таким образом, в дополнение к своей изумительной красоте мисс Хейстингс демонстрирует удивительную изобретательность.

– Да, – удрученно подтвердил Джеймс и сделал пару глотков из бокала. – Она в самом деле остроумна, умна, даже очаровательна.

Он со стуком поставил бокал на стол.

– Ты это говоришь так, словно перечисляешь ее недостатки.

Джеймс провел ладонью по волосам, затем посмотрел на друга так, словно решая, что можно сказать, чтобы не выдать секрета. Как бы опасаясь, что может подумать о нем его друг.

Словно прочитав его мысли, Эйвери спросил:

– Неужели все так ужасно? Ты не любишь ее?

– Любовь была здесь ни при чем, когда я попросил Шарлотту стать моей женой.

Дальнейшего объяснения на этот счет не последовало, и оба друга некоторое время сидели, погруженные в молчание. Затем Эйвери откинулся в кресле и вздохнул.

– Я вижу, что ты мучаешься, и в самом деле хочу тебе помочь... Сколько времени я даю тебе совет жениться, Джеймс? Два года? Три?

– Наверное, года четыре или больше, – ответил погруженный в думы Джеймс. – Все началось с того момента, когда ты познакомился с Джорджиной.

Эйвери задумчиво улыбнулся.

– Джорджи и в самом деле дала мне возможность иначе взглянуть на вещи. Но есть много преимуществ, которые приносит хорошая женитьба, и я хотел, чтобы ты воспользовался этими благами.

– Для этого необходимо найти нужную женщину, которая оказывала бы такое же благотворное воздействие, как твоя жена.

– А союз с мисс Хейстингс не отвечает этому?

Джеймс некоторое время молча смотрел в огонь камина, затем спросил:

– Скажи мне, Эйвери, может ли брак быть прочным, если он основан на лжи?

Эйвери задумчиво пыхнул сигарой.

– Я думаю, это зависит от характера лжи.

Джеймс снова погрузился в молчание. Он боялся сказать лишнее даже своему ближайшему другу. Молчание решился нарушить Эйвери.

– Ты писал, что на мисс Хейстингс было совершено нападение, и что тебя обнаружили в ее комнате. При подобных обстоятельствах я не вижу причин для твоих мучений.

– Мне не следовало доверять это бумаге. Я не хочу, чтобы кто-то думал, что Шарлотта каким-то образом была скомпрометирована.

– Кем-то другим, а не тобой? – с хитрецой спросил его друг.

– Да, разумеется. Видишь ли, я не просил ее выйти за меня замуж, – как бы оправдываясь, сказал Джеймс. – Но когда говорят о другом мужчине... я чувствую себя ужасно.

– Многие усомнились бы, что ты действовал благородно.

Джеймс встал и подошел к камину. Взяв кочергу, он помешал дрова.

– Да, это было не слишком благородно с моей стороны. Я стал причиной появления мужчины в ее комнате. По моей вине он напал на нее, именно я поставил ее в рискованную ситуацию и создал угрозу для ее репутации.

– Джеймс, ты слишком много вины на себя берешь. Пожалуйста, дай более подробные объяснения.

– Я дьявольски хотел заполучить Мортимера. Любой ценой.

– Ты не понял меня, Джеймс. Какое отношение мисс Хейстингс имеет к твоему кузену? И что именно ты сделал такое, что подвергло ее опасности?

Джеймс ответил хриплым голосом, словно каждое слово раздирало ему горло.

– Я спрятал украденную карту и ключи в комнате Шарлотты. Насильник пришел за ними.

– Но зачем ты это сделал? – воскликнул Эйвери.

– Я не верил в то, что кто-нибудь станет искать в ее комнате. Я думал, что Мортимер никому не позволит войти.

– У мисс Хейстингс какие-нибудь близкие отношения с твоим кузеном? Он влюблен в нее?

– Мортимер хочет на ней жениться, – прорычал Джеймс сквозь зубы.

Эйвери был явно ошеломлен.

– Ты говорил, что, когда прятал эти вещи, не ожидал, что подвергнешь ее опасности. Сейчас, задним числом, ты наверняка действовал бы иначе. Ничего неблаговидного ты не совершил. Ты ведь спас ее от насильника?

– Он никогда не появился бы поблизости, если бы не я.

– Однако же...

– Перестань меня защищать, Эйвери! – рявкнул Джеймс. – Ты до сих пор ничего не понимаешь! – Он сокрушенно покачал головой. – Я попросил Шарлотту выйти за меня замуж, потому что ее хочет Мортимер! Я готов был пойти на все, чтобы выманить его, забрать у него то, что он хочет. И более того! – Джеймс потряс головой, словно пытаясь рассеять безобразную правду, а когда посмотрел на друга, на его лице была написана настоящая мука. – Более того!

– Что еще? – насторожился Эйвери.

– У меня не было намерения жениться на ней! Я... я планировал распроститься с ней, как только разберусь с Мортимером.

Эйвери нахмурился.

– Это не похоже на тебя.

– Не похоже на меня? – взорвался Джеймс. – Я с трудом узнаю себя в эти дни! Я поначалу думал, что Шарлотта была заодно с Мортимером.

– Почему ты так думал?

Джеймс пожал плечами.

– Это было дурацкое предположение. Возможно, я так думал потому, чтобы лучше себя чувствовать, вовлекая ее в эти грязные дела. Но даже потом, когда я узнал правду, я продолжал рассчитывать на то, чтобы воспользоваться ею. А после того, как ее репутация пострадала бы после разрыва помолвки, я намеревался помочь ей деньгами. Я не думал о том, какому риску ее подверг и какой вред нанес ее репутации. – Он поднял голову и поморщился от стыда. – Ненависть к кузену ослепила меня и лишила разума. Я хотел удержать его от злодеяний, но сам был нисколько не лучше его.

Воцарилась гробовая тишина.

– Но сейчас ты намерен на ней жениться?

– Я дал слово генералу Камсби, что я сделаю все, что в моей власти, чтобы убедить ее выйти за меня замуж. Но я боюсь, что Шарлотта может видеть во мне монстра, каковым я и являюсь в действительности. Она хочет видеть в муже благородного человека, который относится к ней с полным уважением, чего она заслуживает... – И мрачно подытожил: – В общем, я на эту роль для нее не подхожу.

– Стало быть, мисс Хейстингс знает причины, почему ты попросил ее руки?

– Нет, она не знает о Мортимере, и я не хотел бы, чтобы она знала. Мои действия достойны презрения. И тот факт, что Шарлотта – замечательная, порядочная, милая женщина, еще более усугубляет ситуацию.

– Почему?

– Как ты не понимаешь? Этот мерзавец пытался похитить ее еще в Лондоне. Он до сих пор хочет ее. А сейчас даже больше, чем раньше, потому что я заявил о помолвке с ней. Это напоминает ситуацию, когда мы были молодыми, и оба боролись за благорасположение дяди. Я сделал ее призом, которого он жаждет, и теперь он ни перед чем не остановится.