— Тогда не надо волноваться о прошлом Эмили. Нас определяет не то, что мы делали или не делали в прошлом. Некоторые люди отдают себя во власть сожалений. Но надо еще разобраться, есть ли о чем сожалеть. Это просто случилось и все. Переступи через это.

Сэм вздыхает. Он все еще не может себя перебороть.

— Ну, давай же. Ты ей нравишься. Тебе нечего бояться, — говорю я.

— Но я боюсь.

— Лучший способ бороться со страхом — это противостоять ему. Просто подойди и поцелуй ее. Вот увидишь, она ответит на поцелуй.

Сэм смотрит на меня и кивает, потом идет в подвал, где сейчас Эмили. В гостиной появляются обе собаки. Они борются. Языки свисают. Хвосты виляют. Доузер ложится на грудь, ждет, когда Эбби подойдет поближе, а потом прыгает на нее, она отскакивает. Я наблюдаю за ними, пока они не уходят по лестнице наверх, вырывая друг у друга резиновую игрушку. Без четверти двенадцать. В другом конце комнаты парочка целуется на диване. Футболисты все еще пьют на кухне. Я уже становлюсь сонным. Все еще не могу найти Сару.

И тут по лестнице из подвала выбегает один из футболистов, глаза у него обезумевшие. Он бежит к раковине на кухне, на полную мощь открывает воду и начинает распахивать дверцы кухонных шкафов.

— Внизу пожар! — кричит он стоящим рядом парням.

Они наполняют водой горшки и кастрюли и один за другим бегут вниз по лестнице.

Снизу поднимаются Эмили и Сэм. Сэм выглядит потрясенным.

— Что случилось? — говорю я.

— Дом горит!

— Сильно?

— Как на пожаре. И, я думаю, это наша вина. Мы… э-э-э… опрокинули на шторы свечку.

И Сэм и Эмили выглядят растрепанными, они явно целовались. Я мысленно делаю себе пометку не забыть потом поздравить Сэма.

— Вы видели Сару? — спрашиваю я Эмили.

Она качает головой.

Снизу прибегают еще парни. С ними Марк Джеймс. У него в глазах страх. Я первый раз чувствую запах дыма. Смотрю на Сэма.

— Выходите на улицу, — говорю я.

Он кивает, берет Эмили за руку, и они вместе уходят. Кто-то следует за ними, но другие остаются, наблюдая за всем с пьяным любопытством. Некоторые стоят на пути у футболистов, бегающих взад и вперед по лестнице, и тупо похлопывают их по спинам и подбадривают, как будто все это шутка.

Я иду на кухню и беру самую большую из оставшихся посудин, среднего размера металлическую кастрюлю. Я наполняю ее водой и спускаюсь по лестнице. Все уже эвакуировались, кроме нас, тех, кто борется с огнем, который оказался сильнее, чем я ожидал. Пламенем охвачена половина подвала. Брызгаться той водой, что у меня есть, было бы совершенно бесполезно. Я и не пытаюсь, вместо этого бросаю кастрюлю и кидаюсь вверх. Навстречу бежит Марк. Я останавливаю его на середине лестницы. Глаза у него разъезжаются от выпитого, но я вижу, что он в страхе и отчаянии.

— Забудь об этом, — говорю я. — Огонь слишком сильный. Надо всех вывести из дома.

Он смотрит вниз на огонь. Он знает, что я сказал правду. Маска крутого парня пропала. Больше не до притворства.

— Марк! — кричу я.

Он кивает, бросает кастрюлю, и мы вместе возвращаемся.

— Всем выйти! Сейчас же! — кричу я, поднявшись по лестнице.

Некоторые из тех, что пьянее других, не двигаются с места. Кто-то из них смеется. Один говорит:

— А где десерт?

Марк дает ему пощечину.

— Выметайтесь! — кричит он.

Я срываю со стены беспроводной телефон и сую его Марку в руку.

— Звони 911,— говорю я, перекрикивая громкие голоса и музыку, которая все еще доносится откуда-то как саундтрек к разверзающемуся аду. Пол становится теплым. Снизу начинает пробиваться дым. И только теперь все понимают, что дело серьезно. Я начинаю толкать их к дверям.

Я бегу мимо Марка, когда он начинает набирать номер, и проношусь по дому. Взбегаю по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и пинками открываю незапертые двери. Одна парочка целуется. Я кричу им, чтобы оба выметались. Сары нигде нет. Я спускаюсь вниз по лестнице и выбегаю через входную дверь в темную холодную ночь. Народ стоит и смотрит. Уверен, что кого-то из них захватывает перспектива увидеть, как сгорит дом. Некоторые смеются. Я чувствую, что начинаю паниковать. Где Сара? Сэм стоит с краю толпы, в которой, наверное, человек сто. Я бегу к нему.

— Ты видел Сару? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он.

Я оборачиваюсь к дому. Из него все еще кто-то выходит. Подвальные окна светятся красным, языки огня лижут стекла. Одно из окон открыто. Из него валит черный дым и поднимается высоко в воздух. Я проталкиваюсь через толпу. Вдруг дом сотрясает взрыв. Все подвальные окна разлетаются вдребезги. Кто-то радостно вопит. Пламя добралось до первого этажа и быстро продвигается дальше. Марк Джеймс стоит впереди толпы и не может оторвать взгляд от дома. Его лицо освещено оранжевым огнем. Глаза в слезах и смотрят с отчаянием — я видел, что так же смотрели на все лориенцы в день вторжения. Как, должно быть, странно видеть уничтожение всего того, что ты всегда знал. Огонь распространяется агрессивно и враждебно. Все, что остается Марку, это только смотреть. Пламя начинает подниматься выше окон первого этажа. С того места, где мы стоим, мы чувствуем жар на своих лицах.

— Где Сара? — спрашиваю я его.

Он меня не слышит. Я трясу его за плечо. Он оборачивается и смотрит на меня невидящим взглядом; кажется, он все еще не может поверить тому, что видит своими глазами.

— Где Сара? — снова спрашиваю я.

— Я не знаю, — говорит он.

Я начинаю проталкиваться сквозь толпу, разыскивая ее и все больше волнуясь. Все смотрят на огонь. Виниловый сайдинг вспучивается и плавится. Все шторы на окнах сгорели. Входная дверь открыта, и через верхнюю часть дверного проема валит дым, словно перевернутый водопад. Сквозь дверь видна кухня, которая похожа на преисподнюю. На левой стороне дома огонь добрался до второго этажа. И тут мы слышим это.

Долгий страшный крик. И лай собак. У меня внутри все обрывается. Все напрягают слух в надежде, что не слышали того, что на самом деле слышали. Потом крик раздается снова. Ошибки быть не может. Теперь крик не стихает. По толпе прокатываются сдавленные стоны.

— О, нет, — говорит Эмили. — О боже, нет, пожалуйста, нет.

Никто ничего не говорит. Глаза у всех широко раскрыты, и все в шоке неотрывно смотрят на дом. Сара и собаки должны быть где-то в глубине. Я закрываю глаза и опускаю голову. Я чувствую только запах дыма.

«Просто помни, что поставлено на кон», — предупреждал Генри. Черт возьми, я знаю, что на кону, но его голос все равно звучит в моей голове. Моя жизнь, а теперь и жизнь Сары. Еще один крик. Крик страха. Отчаяния.