Лавиния оказалась у себя в номере. «Это черт знает что такое, Фрэнсис, — возмутилась она. — Он опять удрал? И куда на сей раз? В Южную Америку?» «Он в Лозанне». «Что он там делает?» «Не знаю. Он сбежал с конгресса, прихватив самую смазливую секретаршу. И половину европейского запаса говядины». «Это ты так шутишь, да?» — не поняла Лавиния. «Говядина, возможно, затесалась сюда по ошибке, а остальное — абсолютно серьезно. Еще серьезнее то, что я совершенно на мели. Остался без гроша». Лавиния завизжала: «Ты с ума сошел! Мы израсходовали почти весь наш бюджет! Если бы ты знал, почем в Вене билеты в оперу!» «Кстати, о Вене. От вас прилетел профессор Кодичил и жутко мне напакостил». «Да, тут все говорят, что он редкая сволочь. Член масонских лож и прочих габсбургских штучек». «Откуда информация?» «Помнишь малютку Герстенбаккера? Я тут провела с ним пару вечеров. Он знает о Вене все-превсе, а если чего-то не знает, так оно того и не стоит».

Тут меня осенило. «Лавиния, а ты часом не говорила ему, где я?» «Не помню. Может, и говорила. Мы с ним вообще о многом болтали». «Так вот, больше ничего ему обо мне не рассказывай». «Ты думаешь, он на нас стучит?» — озаботилась она. «Не знаю. Но у меня тут положение ужасно сложное. Постарайся выведать у Герстенбаккера, почему Кодичил отправился на Бароло». «Прямо сейчас ему и позвоню». «Давай-давай. И немедленно вышли мне денег. Я остановился в «Гранд-отеле Бароло». Лавиния немедленно насторожилась. «В «Гранд-отеле»?» — с угрозой переспросила она. «Да это маленький отельчик, всего на три звездочки. Все остальные зимой закрыты». «Разве ты живешь не на вилле?» «Меня вышвырнули оттуда. Кодичил постарался. Итак, поговори с Герстенбаккером и не забудь про деньги. Мне даже за гостиницу заплатить нечем».

«Фрэнсис, я могу быть уверена, что ты разумно расходуешь бюджетные средства? Может, ты решил там шоппингом заняться или с какой-нибудь девкой шикуешь?» «Господи, Лавиния, ты ведь меня знаешь, — обиделся я. — Так ехать мне за Криминале в Лозанну или нет?» «Ой, не знаю, солнышко. У нас такой ограниченный бюджет». Я был близок к отчаянию. Илдико заразила меня своим азартом — неужели придется сходить с дистанции, когда финиш так близко? До загадочной и опасной истины было уже рукой подать. «Слушай, Лавиния, дело принимает очень интересный оборот. Криминале скрылся, Кодичил явно напутан, а тут еще подключился отдел финансовых преступлений ЕЭС. Надо ковать железо». «Ох, не знаю, не знаю...» «Ты только представь, передачка под названием «Выдающийся мыслитель эпохи гласности сбегает с итальянской красоткой», а?» «Хм...» — сказала Лавиния. «Или так: «Победитель Хайдеггера спекулирует говядиной», каково?» После кошмарной паузы она ответила: «Да, Фрэнсис, звучит классно. О'кей. Лечу в Лондон, подою наше «Эльдорадо». Им это понравится. Жди перевода».

Благодарение небесам, перевод пришел на следующее же утро. Мы смогли заплатить по счету (невероятно грабительскому) и сели на катер, следовавший в Кано Вилла Бароло растаяла вдали, растворившись среди кипарисовых рощ, а вскоре мыс скрыл от нашего взора и сам остров. Он моментально превратился в нечто эфемерно-нереальное, вроде профессора Басло Криминале.

В Кано мы погрузились в скрипучий автобус и незадолго перед полуднем оказались на миланском вокзале — эпопея с конгрессом завершалась там же, где началась. Увы, наш отъезд даже отдаленно не походил на триумфальное прибытие — ни тебе оркестра, ни репортеров. Илдико вырядилась в велосипедные панталоны с искрой и антиделоровскую майку, а на голову нацепила бейсбольный картуз, но ее ждало страшное разочарование: в этом потрясном наряде она напрочь терялась в пестрой разноязыкой толпе. Мы миновали зал ожидания, купили билеты, поднялись по эскалатору на платформу и вскоре уже сидели друг напротив друга в вагоне великого трансъевропейского экспресса, только на сей раз путь наш лежал не на юго-запад, а на север, в Лозанну.

Парадиз окончательно уплывал в безвозвратное прошлое; впереди ожидали тревоги и превратности судьбы. За дни, проведенные на Бароло, я проникся к Басло Криминале уважением и симпатией. Тем труднее было понять историю с исчезновением. То есть я, конечно, отдавал должное прелестям мисс Белли, особенно в сравнении с супружескими достоинствами Сепульхры, но как быть с Козимой Брукнер? Нет, фройляйн со своими дикими фантазиями просто нелепа. Криминале слишком респектабелен, слишком высокоумен, слишком абстрактен, чтобы участвовать в каких-то евроспекуляциях. Что действительно загадочно, так это испуг Кодичила. Некто явно навел герра профессора на меня — то ли юный Герстенбаккер, то ли Монца, то ли кто-то из делегатов. Но зачем? Разве может какая-то телепередача повредить такому гиганту, как Криминале? А может быть, Кодичил переполошился по совсем иному поводу? Вдруг я, сам того не ведая, раскопал нечто пикантное — на Бароло или еще в Вене? Илдико — тоже загадка. Возможно, с ее точки зрения, эскапада философа — коварное предательство, но все же почему моя венгерская подруга с таким рвением устремилась в погоню за былым возлюбленным?

Если я сидел мрачный и подавленный, то Илдико, напротив, казалась радостно возбужденной. «Ты выглядишь не очень счастливым», — заметила она, наклонившись в мою сторону. «А чему радоваться? Все полетело к черту». «Из-за Кодичила и мисс Черные Штанишки, да? И ты поверил, что Басло Криминале ворует коров?» «Конечно нет». «Не слушай ты эту немку, она тебе не друг». «Это уж точно». «Она ничего не понимает, — продолжала Илдико. — Эти люди из Европейского сообщества обожают во все вмешиваться. А Криминале, он никогда не думает о деньгах». «У меня тоже сложилось такое впечатление». «Басло не из тех, кто нарушает закон. Я, конечно, не имею в виду социалистических законов, которые нарушал всякий нормальный человек, если хотел выжить в марксистской стране». «Ты о чем? — уставился я на нее. — Какие это законы он нарушал?» «Ты жутко невежественный. Я имею в виду самые обычные вещи. Ну, например...» Она была готова меня просветить, но я приложил палец к губам. Поезд остановился на станции Домодоссола, перед швейцарской границей, и я понял, что сейчас в вагон войдут пограничники и люди из финансовой полиции. И точно — дверь купе распахнулась, вошли двое мужчин, очень внимательно изучили наши паспорта, молча переглянулись и вышли. У меня сложилось впечатление, что Козиме Брукнер будет доложено, во сколько часов и сколько минут мы пересекли границу.

На швейцарской стороне к нам присоединился очень серьезный абориген с бородкой и в очках, водрузивший на багажную полку тяжеленный чемодан. Поезд тронулся. Утерянный рай навсегда остался за пограничным шлагбаумом, но зато мы оказались в стране чудес, каковой безусловно являются Швейцарские Альпы. Ломбардские равнины сменились высоченными горами, итальянский сумбур — швейцарской аккуратностью, а итальянский шум — швейцарской тишиной. Наш новый сосед застукал Илдико за тем, что она тайком откусывает от приобретенной на вокзале шоколадки, и заставил ее целых два раза стряхивать с сиденья крошки. Нам хотелось поболтать, но швейцарец так сурово шуршал женевской газетой, кидал на нас такие предостерегающие взгляды, что стало ясно —- разговоры в общественном месте строго-настрого запрещены, и нарушители будут немедленно арестованы первым же законопослушным гражданином. В конце концов Илдико не выдержала и предложила наведаться в вагон-ресторан. Капитулировав перед непреклонным швейцарцем, мы пустились в долгое путешествие по узким коридорам.