Через пару минут диктор хриплым голосом сказал:

– Поезд «Алма-Ата – Москва» прибывает на четвертый путь!

Взяв по журналу, приятели неторопливо направились к подземному переходу, который выводил на нужный им путь.

Едва Роман ступил на короткую лестницу, которая вела к переходу, как невесть откуда возник знакомый охранник с базы.

– Сейчас подойдет проводник с алма-атинского поезда и вас посадит в вагон! С билетами проблема! – скороговоркой сказал он, придерживая Романа за рукав.

Откуда-то возник толстый казах, который, взяв Мельника за руку, повел вниз, где Торопова и Вячеслава передали с рук на руки невысокому худощавому казаху, курившему под электронным табло в начале подземного перехода.

Ни слова не говоря, провожатый быстро пошел по забитому людьми подземному переходу и остановился возле лестницы, ведущей на четвертую платформу.

С обеих сторон лестницы спускались вереницы людей, нагруженных огромными тюками. Ловко лавируя среди пассажиров, казах начал пробираться наверх, отпихивая руками пассажиров, не уступавших ему дорогу.

Выйдя на четвертую платформу, провожатый оглянулся и быстро пошел вперед к плацкартному вагону, вокруг которого крутился людской водоворот.

Небритые личности вытаскивали огромные баулы, крест-накрест перевязанные веревками, из рабочего и нерабочего тамбуров, окон и сноровисто грузили их на тележки, стоявшие вдоль вагонов.

– Один, второй, двадцать седьмой, двадцать девятый, – от нечего делать считал Мельник и, отчаявшись пересчитать этот поток груза, вываливавшийся на российскую землю, бросил Роману:

– Сколько же можно вместить груза в вагон?

– Сколько захочет проводник, вернее, сколько ему заплатят, – задумчиво ответил Торопов, напряженно морща лоб.

«Почему мы едем в Москву? Не могу понять? Мне в Москве совершенно нечего делать!» – Эта мысль пронеслась в голове, но додумать ее Роман не успел. Казах потянул его за рукав в сторону рабочего тамбура вагона, прямо в хвост длинной очереди.

– Понимаешь, друг, такое дело. В плацкартном вагоне мест нет. Есть в купейном вагоне и СВ, но надо еще денег.

– Сколько? – делая вид, что цена его очень интересует, Роман краем глаза наблюдал за нарядом милиции, идущим по перрону.

Три милиционера, один такого же роста, как и Мельник, с явным намерением проверить документы шли к концу очереди.

На ступеньках чистенького купейного вагона Романа догнал охранник Рыжего и, придерживая его за локоть, негромко сказал:

– В Мичуринске пересядете на обратный поезд «Москва – Фрунзе». Пардон, «Бишкек – Москва». Тьфу, черт, запутался. Ну, короче, на киргизский поезд, и в десятом вагоне у проводника получите конверт с инструкциями и документами. Скажите, что пришли от Ахмеда, и дадите пять баксов купюрами по одному доллару.

В карман куртки Романа сунули указанные деньги.

В вагоне было малолюдно. Мягко шумел кондиционер, гоняя прохладный воздух сверху вниз.

Пожилой проводник принес запечатанное в пластиковые пакеты постельное белье с фирменной вышивкой казахских железных дорог.

Постелив постели, Роман и Мельник улеглись на нижних полках, благо, кроме них, в купе больше никого не было.

Поезд мягко тронулся, унося их в неизвестность.

– Главное свойство вора – уметь вовремя смыться! – задумчиво проговорил Мельник, затягиваясь сигаретным дымом.

Он трезво рассудил, что за сто долларов, которые они отдали за восьмичасовой проезд проводнику, курить можно, не выходя из купе.

– Смыться-то смылись, но куда нас заведет эта дорожка, я не могу понять. Рыжий мне сказал, что надо отправляться на бывшую тренировочную базу советских боевых пловцов, расположенную на озере Балхаш. Насколько я помню географию, то это Северный Казахстан, и там очень суровые зимы. Нырять в Балхаше зимой удовольствие ниже среднего. Без обеспечения людей оборудованием в голых казахских степях – это самоубийство! – рассуждал вслух Роман.

– Я так думаю, что Рыжий напускает туману в разговорах. Не хочет точно говорить, куда надо отправляться с заданием, но нутром чувствую, что это будет теплое место, и в странах Востока. Слушай, Роман! Давай немного стресс сбросим? – закончил свои высказывания неожиданным предложением Мельник.

– Как ты это предполагаешь сделать? Сейчас же четвертый час ночи, а у нас только одна бутылка сухого вина на двоих, – попытался урезонить своего друга Торопов.

– Сейчас я покажу тебе, как умеют устраиваться спецназовцы! – пообещал Мельник, выходя из купе.

Минуты через две он весьма довольный вернулся с большим пузатым чайником, тремя расписанными синими хлопковыми коробочками небольшими пиалами в руках и белой скатертью под мышкой.

Сноровисто застелив нештатной оснасткой купейный столик, Вячеслав выставил презентованную скульптором бутылку вина в центр стола и уселся на свою койку, радостно потирая руки.

Минут через пять раздался осторожный стук в дверь.

На повелительное «Войдите!», сказанное Мельником, дверь откатилась вправо, и в открывшемся проеме появился проводник с подносом, уставленным казахской, а вернее азиатской едой.

Холодная, тонко нарезанная баранина с прослойками желтовато-светящегося даже в полутьме купе жира соседствовала с нарыном[4], тонкие кружки казы[5], отборные, разрезанные на четыре части ярко-красные помидоры. Большая лепешка, аккуратно нарезанная, была горкой сложена в одном углу подноса прямо напротив кучкой наваленной свежей зелени.

В самом центре подноса красовались две бутылки запотевшей водки, двухлитровая бутылка минеральной воды.

Проводник, полный казах лет сорока, одетый по случаю позднего времени в синий спортивный костюм, так алчно взглянул на бутылки водки, что сразу стало ясно – ему тоже до смерти хочется выпить.

– Присаживайтесь, уважаемый! – радушно пригласил проводника Мельник, рукой указывая на сиденье рядом с Романом.

Резкий звонок два раза прозвучал из купе проводника, едва тот примостился на сиденье.

– Облава! Если что есть запрещенное, быстро прячьте! – успел предупредить проводник, резво вскакивая со своего места.

Тяжелые уверенные шаги нескольких человек прозвучали по коридору, и дверь их купе с грохотом откатилась.

Троица перронных ментов стояла в дверях купе.

– Вот где наши голубчики спрятались! – протянул самый рослый из них, на которого час назад обратил внимание Роман.

На его рябом широком лице играла самодовольная улыбка.