Но, детка, в случае сундука твоего деда мы имеем чертову уйму элементов, событий, взаимосвязей, которую, хоть ты тресни, собрать в единый рассказ нечего и думать, пока за это не возьмется само Провидение.

Хотя эпизоды множатся, а Провидение запаздывает, я не теряю надежды, и все-таки – что ты будешь делать, если я не сворочу эту гору? Даже страшно представить, сколько тебе будет мороки…

Почему-то сейчас перед глазами возникла картина, причем так ярко: мой пехотный полк шагает по северной окраине Берлина. Сирень цветет, расцветают яблони. И колонна танков едет – по тюльпанам. Танкисты – чумазые, в черных от пота гимнастерках, черных шлемофонах, кричат нам:

– Пехота! Война кончилась!

А мы прошли строем и даже не поняли сначала.

Тут как началась стрельба в воздух – из всего! Из пулеметов, винтовок, пистолетов. Это было очень опасно. Ведь пули летели обратно с огромной скоростью. Многие погибли во время этой стрельбы. Но все гремело, люди братались, плакали…

А может, не тратить силы на то, чтобы сделать вещь целостной? Как будто существует незримый текст, безначальный и бесконечный, откуда взяты фрагменты?

Ну вот, пока и все.

Я покрасила волосы – получились черные, как у армянской женщины.

Да! Скажи папе – ему же невозможно дозвониться, он все время разговаривает: ду-ду-ду, – всем одно и то же. Видишь ли: «Это неутешные вдовы». Правильно, неутешные вдовы, неутешные, но они почему-то очень расцветают!

Дочка, я по тебе безумно скучаю, тоскую и страдаю. Не бросай меня на произвол судьбы. Если будешь пробегать мимо почты, дай мне телеграмму – весть о себе.

В конверт вложена вырезка из газеты:

«Пережить зиму без простуды поможет «пылающий напиток» глинтвейн. Он согреет душу, вылечит грипп и предупредит многие осенние заболевания.

Приготовить глинтвейн просто: красное вино нагреть, но не до кипения.

Добавить сахар (по желанию), а также пряности, корицу, гвоздику и другие специи. Напиток быстро всасывается, согревает, вино в комбинации со специями активизирует кровообращение и защищает организм от болезнетворных микробов. А подходящий состав микроэлементов – железо, марганец, калий, кальций, фосфор – активно способствует восстановлению после инфекционных заболеваний».

И небольшой довесок:

«История человечества есть жизнь одного человека.

Стеша ужасно ревновала Геру, шпыняла его за донжуанство и своевольно заявляла:

– Я слишком причудливая женщина для ординарного мужчины…

Но Гера не был ординарным мужчиной, и Стеша это знала.

Скорее, он тот, о ком сказано: пред царями будет стоять он, образованный во многих науках и хороший политик, человек высочайшего благородства, это для Стеши главное; наконец, Гера пламенный оратор, буквально жжет глаголом, а человек с огоньком всегда мог рассчитывать на Стешино благосклонное внимание, и не на одном языке разговаривал он, а на нескольких сразу.

Кроме того, Гера у нас красавец – глаз не оторвешь, лицом смуглый, жгучий брюнет, карие глаза с поволокой, клетчатая кепочка с Бейкер-стрит чудом удерживалась на кудрявой негритянской копне, за что от своего ближайшего приятеля Белокопытова Симона Михайловича, эрудита и самостийного поэта, бывшего корреспондента «Правды» в Австрии, а с некоторых пор – натурального отщепенца, он получил прозвище Магуа.

И если Магуа в зените славы не занял кресло нашего представителя в ЮНЕСКО – вместо разоблаченного спецслужбами Франции сотрудника КГБ, из-за чего Геру тестировали и дегустировали, трепали по всем инстанциям, трижды вызывали в Париж, анкет ровно тысячу пришлось заполнить на себя и Стешу, пока сам гендиректор ЮНЕСКО не пригласил его в кабинет и сказал: «Вы – как раз то, что нам нужно» (еще бы – три иностранных языка, диссертация, это совсем не то, что они имели!), – малина, масленица, благодать, зарплата неимоверная, элитная поездка на пять лет в Париж, феерическое будущее, они со Стешей уже сидели в Черемушках на чемоданах, звонок из МИДа: завтра приезжайте за билетами… Так вот, если Магуа в результате оказался на бобах – это потому, что Панечка написала письмо в ЦК с просьбой не отправлять любимого зятя с женой за границу, лишая их удобного случая баюкать ее одинокую старость.

А может, Панечка не так уж и провинилась, как ее соратник по партии, стойкий искровец Аврора Смородина – с виду незлобивый фарисей, синий чулок и вековуха, зануда, надоеда и любительница совать нос не в свои дела.

Панечка только поделилась с ней опасениями, как бы французский багет с ароматным мякишем и хрустящей поджаристой корочкой, который сама она в жизни не пробовала и о котором узнала из журнала «Огонек», не показался новоиспеченному представителю России в ЮНЕСКО слаще, чем наш батон нарезной по тринадцать копеек…

Тут-то и одарила красная Смородина Панечку «драгоценным» советом, такой бы совет, говорила бабушка Лара, да всем нашим врагам: мол, раз у партийца возникло нехорошее предчувствие, надо незамедлительно действовать.

– Им самим будет лучше, вашим детям, они еще и спасибо скажут, что не пустились во все тяжкие! – нашептывал коварный Зоил Аврорыч.

– Что же мне делать? – спросила Паня.

– Написать в ЦК! – сказала Аврора, и ее слова возымели почти такие же далеко идущие последствия, как залп одноименного корабля на берегах Невы.

Под пушечным дулом Авроры Панечка написала в ставку.

Просьбу члена партии с семнадцатого года уважили без малейшей волокиты. Командировку отложили на неопределенное время, и она рассеялась, как призрачный мираж.

Гера звонил, спрашивал, но помогло это как мертвому припарки. Всё, пиши пропало! Никто понятия не имел, в чем причина, пока спустя годы по воле случая Гера не встретил на улице знакомого, тот в МИДе оформлял документы на заграничные поездки и за давностью лет проговорился о тещином послании.

Но столько времени прошло с тех пор, все быльем да ковылем поросло, было глупо и бессмысленно точить зуб на Панечку. Що було, то бачили, а що буде, то побачим, а буде то, що Бог даст, как говорила Панечкина домработница Глаша.

Герман только заметил вскользь:

– Пелагея Федоровна, я знаю, почему мы не поехали в Париж.

И то потом сожалел, дескать, брякнул сгоряча, не подумав.

А она:

– …Но тебе показали это письмо? Ты видел, что я о тебе написала исключительно хорошие слова???

– Твоя мама была очень мудрой женщиной, – говорил он Стеше. – Никогда меня не ругала, даже если я припозднюсь – всегда: «Герман, иди покушай». А тебе она задавала звону.

– Да, – соглашалась Стеша, – меня мама держала в ежовых рукавицах. Один раз я поздно пришла домой, и она меня побила – взрослую. «У! – говорит. – Ветрогонка! Папаша номер два!» А тебя прямо не знала куда посадить, чем угостить. И всего-то один только раз написала в ЦК…