– А что же тогда? – прищурилась Инга.

Я вяло махнула рукой:

– Ну знаешь… Все это сложно.

– Брось! – резко сказала она. – Тебя бы на мое место! Я уже десять лет одна И – никого! Понимаешь, совсем никого! Не то что для отношений – элементарно для секса! А я, между прочим, живая! И еще вполне молодая и здоровая женщина. А у тебя – приличный мужик. Курорты и кабаки. Тряпки и театры. И ты еще будешь мычать про сложные отношения? Да тысячи баб мечтали бы оказаться на твоем месте! Хватит выпендриваться, Марина! Приди в себя! – И Инга расплакалась.

Как же мне стало неловко! Господи, Инга права, я и вправду выпендриваюсь! Я поняла – многие мне просто завидуют. Ох, знали бы они, что завидовать нечему! Впрочем, у всех взгляд на эти истории разный.

Иногда я смотрела на него, и у меня появлялась такая тоска! А иногда… Да что я придумываю! Хороший мужик. Симпатичный, нежадный. Интересуется театром и живописью. Спортивный, без вредных привычек. Что мне еще надо, такой привереде?

Только чужой. Близким и родным он мне так и не стал.

Мама, конечно, была счастлива: у меня наконец появился мужчина, приличный, солидный. Возит в отпуск, водит в театры и рестораны, покупает одежду. Я слышала, как она делилась этим с подругами.

А что было у меня на душе? Так зачем расстраивать маму?

Вот только о дочке болела душа. Я видела, что Ника несчастлива. А что у них там происходит, не знала. Я спрашивала ее, что да как, и понимала – ее злят эти вопросы. И все же пыталась понять – в чем там дело?

Она со мной ничем не делилась. Приезжала редко, почти ничего не ела, много курила и пила черный кофе.

Что у них происходит, господи? Она по-прежнему отвечала однозначно и предельно коротко:

– Мам, у меня все нормально!

А про ребенка спрашивать я боялась – понимала, что не получается.

И ничего нормального не было, ничего не было нормального в нашей семье ни у нее, ни у меня…

Да ладно, обычное дело. Много на свете счастливых людей? Довольных – да. Сытых во всех смыслах и радостных – тоже. А вот счастливых немного.

Мне есть с чем сравнить. У меня был Сережа.

Галка. Моя Галка. Подарок судьбы. Я не ожидал такого бонуса.

После всего, что со мной было. После Ирки, которой я, по сути, сломал жизнь. После тяжелых отношений с Ниной, жизнь которой я тоже изгадил. Ну наказание – морок с Алисой, почти раздавивший меня. После всех моих дурацких баб, только выстуживающих душу и наполнявших ее тоской и сквозняком.

После моих неудач, уверенности в том, что я – никчемный, мелкий и пустой человечишко. Когда вера в самого себя давно оставила меня. Когда я, абсолютный циник и скептик, давно не ждал от жизни хорошего.

Галка спасла меня – в буквальном смысле этого слова. Она сделала меня, как говорят сейчас. И это не слова, это чистая правда. Кем я был до нее? Неудачливым писакой, поддавалой и закомлексованным нищебродом. Кем стал я с ней? Знаменитым писателем и обеспеченным человеком.

У меня появился дом, уютный и теплый, вкусный и гостеприимный. Дружить с нами и бывать у нас считалось хорошим тоном – известный муж-писатель и красавица жена, умница и отменная хозяйка.

Когда мы сошлись, она со смехом рассказывала знакомым: «Вижу – приличный мужик! Симпатичный, стройный, седовласый. Но неухоженный, несчастный и неприкаянный. В глаза бросалось – нет тут женской руки. Даже обидно стало: такая фактура – и пропадает! А уж когда узнала, что он еще и талант… Ну, думаю – я не я, если не сделаю из него человека!» Это было мило и остроумно, и я смеялся вместе со всеми. Смешно обижаться на правду. Галка всегда и во всем была права, и у меня хватало мужества это признать.

Для начала я переехал в ее квартиру – сопротивлялся я долго, но Галка настаивала. И все же мне было неловко. И тут же она за меня взялась. Приодела, отвела к хорошему парикмахеру, потом к своему дантисту – и я, по ее словам, «уже стал похож на что-то».

Я пытался сопротивляться, а она отвечала со смехом:

– Ты не стесняйся! Все отдашь сполна – это я тебе обещаю!

Я внутренне сжимался и не представлял, как буду отдавать все свои долги. Я не был альфонсом.

Наконец, закончив с моим внешним видом и приведя меня «в порядок», Галка занялась самым важным – принялась делать из меня писателя.

Романов моих она не читала – она вообще ничего не читала, кроме глянцевых изданий. Ну что поделать – не может же быть все в одном человеке. Она так и говорила:

– Ты в доме главный, а я все остальное!

Только я вряд ли был главным Это была ее игра, женская хитрость. Но меня это устраивало: я творец, и меня уважают. А на участие во всех остальных вопросах я не претендовал.

Галка принялась за дело. Первым долгом показала мои опусы писателю М. писатель М. был человеком известным еще с советских времен – титулованный, растиражированный. Потом, конечно, его времена прошли – на небосклоне вспыхнули другие звезды, звезды нового времени. Но квартира на Фрунзенской и дача в Переделкине остались. Также оставался и статус большого писателя. Писатель М. мои рукописи прочел – книг он уже не писал, но новыми знакомствами не брезговал, потому что страдал от тоски на своей замечательной даче. Прочел и с удивлением сказал Галке:

– А что это твой не рыпался? Сидел в окопе? Дурак! Пол-России несчастных, рыдающих баб и мужиков-неудачников! Его аудитория, понимаешь, его электорат? Пойдет, пойдет твой миленький, не сомневайся! Это я тебе говорю!

– Слушай, – сказала моя озадаченная жена, – а чего ты и впрямь не рыпался? Мог бы подсуетиться, сунуться в этот союз. Авось бы и вышло!

– Да не хотел, – вяло ответил я, – ошиваться там не хотел. Не хотел я в этот террариум. В партию вступать не хотел, спать на партсобраниях не собирался. А без этого тогда никуда. А еще не хотел драться за заказы и командировки. Завидовать более успешным и сплетничать, просиживая задницу в ресторане Дома литераторов.

– Ну и дурак! – припечатала меня жена. – может быть, дачу бы в Переделкине получил! Мир посмотрел. «Не хотел!» – повторила она. – А что хотел? Жить в конуре, пить портвейн и спать с немытыми бабами?

Я сделал вид, что обиделся. Но понимал, что опять моя Галка была права. Так все и было.

Писатель М. на старости лет стал сентиментальным и благородным – наверное, мучила совесть за многое. Он и подкинул моей жене телефончик знакомого редактора – опытного, древнего, но еще на плаву.

Тот подтвердил слова классика М. и назвал меня готовым и перспективным автором, передав мои рукописи в большое издательство, и… понеслось! Тираж моей первой книги был небольшим – всего две тысячи экземпляров. Конечно, без рекламы не обошлось. Но издатели знали, на что шли, чутье у них было необыкновенное. Вторая и третья книги вышли тиражом в шесть тысяч. Меня назначили писателем, Галка снова оказалась права.