опасливо поглядывали на офицера в роскошном мундире, гадая, уж не молится ли он за победу над приближающимися французами. Все знали, что враги в синих мундирах снова надвигаются, и зажиточные горожане закапывали ценности в садах на случай, если жуткие ветераны Массена побьют британцев и придут разграбить город.

Кили осушил флягу. Голова кружилась – от бренди, от позора, от гнева. Позади серебряного креста, в нише над главным престолом, стояла статуя Богоматери. Диадема из звезд на голове, синее платье, лилии в руках. Прошло много лет с тех пор, как Кили видел похожее изображение. Его мать любила такие вещи. Заставляла его ходить на исповедь и к причастию и упрекала за то, что он подвел ее. Она имела обыкновение молиться Деве Марии, заявляя, что ощущает особую близость к Богоматери как к разочарованной женщине, которой знакома материнская печаль.

– Сука! – громко произнес Кили, глядя на одетую в синее статую. – Сука!

Он ненавидел свою мать так же, как ненавидел Церковь. Хуанита разделяла презрение Кили к Церкви, но Хуанита была любовницей другого. Возможно, она всегда была любовницей другого. Она спала с Лу и бог знает со сколькими мужчинами, когда Кили собирался сделать ее графиней и похвастаться ее красотой во всех больших столицах Европы. Слезы потекли по щекам, стоило подумать о ее измене и об оскорблении, нанесенном ему капитаном Шарпом. Это последнее воспоминание внезапно пробудило ярость.

– Сука! – закричал он на Деву Марию и, поднявшись, швырнул пустую флягу в статую позади алтаря. – Грязная шлюха!

Фляга отскочила, не причинив вреда, от синего облачения Девы Марии.

Женщины закричали. Священник поспешил к его светлости, но остановился в ужасе, потому что Кили вытащил из кобуры пистолет. Щелчок отозвался гулким эхом под сводами церкви, когда полковник оттянул тяжелый курок.

– Сука! Лживая, продажная, двуличная, прокаженная сука! – Слезы текли и текли, когда он поднял пистолет.

– Нет! – умоляюще воскликнул священник, и женские вопли заполнили церковь. – Пожалуйста! Не надо! Думайте о благословенной Деве Марии, пожалуйста!

Кили обернулся к священнику:

– Называете ее девой, да? Думаете, что она осталась девой после того, как через Галилею прошли легионы? – Он расхохотался и повернулся к статуе. – Ты, сучка! Шлюха! Грязная сучья шлюха!

– Нет! – крикнул священник в отчаянии.

Кили выжал спуск.

Тяжелая пуля прошила нёбо и на выходе из черепа оставила дыру размером с ладонь. Кровь и мозг выплеснулись вверх, но ни одна капля не попала на одежды Богоматери. Они лишь забрызгали ступени алтаря, погасили несколько свечей и стекли вниз, на пол нефа. Тело упало. Голова представляла собой отвратительную мешанину крови, мозга и костей.

Крики в церкви постепенно стихали, уступая стуку колес на улице, по которой везли на восток пушки.

На восток. Навстречу французам. Которые пришли, чтобы забрать Португалию и разбить кичливых британцев на узком мосту через реку Коа.

Часть вторая

Глава седьмая

Ирландская королевская рота расположилась на плато к северо-западу от Фуэнтес-де-Оньоро, местечка, раскинувшегося по обе стороны самой южной дороги, ведущей от Сьюдад-Родриго к Алмейде. К ночи армия Веллингтона заняла деревню, которой грозило в самом скором времени превратиться в поле боя. На востоке утренний туман скрывал сосредоточивавшуюся французскую армию, тогда как на плато такой же туман объял хаотичное скопление войск, лошадей и фургонов, составлявших силы Веллингтона. Расставленные на восточном гребне орудия смотрели через речушку Дос-Касас, служившую передовой линией армии.

Донахью нашел Шарпа в тот момент, когда стрелок, косясь на осколок зеркала, пытался укоротить себе волосы. Стрижка сбоку и спереди давалась легко; проблемы, как всегда, возникали с тылом.

– Точно как в армии, – заметил Шарп.

– Вы слышали о Кили? – Донахью, внезапно ставший командиром Ирландской королевской роты, пропустил мимо ушей шутливый комментарий Шарпа.

Стрелок щелкнул ножницами, нахмурился и попытался исправить ошибку, но сделал только хуже.

– Говорят, вышиб себе мозги.

Донахью поморщился, шокированный черствостью Шарпа, но протестовать не стал.

– Просто не верится, что он на такое пошел.

– Избыток гордости и недостаток здравого смысла. По-моему, все чертовы аристократы таковы. А эти чертовы ножницы самые тупые на свете!

Донахью нахмурился:

– Почему у вас нет слуги?

– Не могу себе этого позволить. Кроме того, я всегда заботился о себе сам.

– И сами стригли волосы?

– Есть одна милашка среди батальонных жен, она меня обычно стрижет, – признался Шарп.

К сожалению, Салли Клейтон, как и остальные женщины Южного Эссекского, была далеко. Полк понес за войну слишком большие потери, чтобы драться на передовой, и теперь нес караульную службу на складах португальской армии.

– Отец Сарсфилд похоронит Кили завтра, – сообщил Донахью.

– Отец Сарсфилд многих из нас похоронит завтра, – сказал Шарп. – Если нас вообще похоронят. Вы когда-либо видели поле боя спустя год? Похоже на свалку костей. Черепа лежат, как булыжники, повсюду обглоданные лисами кости. К черту это все! – выругался он, отрезая последнюю надежду на спасение.

– Кили нельзя даже похоронить на кладбище. – В это зловещее утро Донахью не хотел думать о поле боя. – Ведь он совершил самоубийство.

– Не многие солдаты обретут достойную могилу, – сказал Шарп. – Так что я по Кили горевать не стану. Нам повезет, если каждый получит глубокую яму в земле, не говоря уже о надгробном камне. Дэн! – крикнул он Хэгмену.

– Сэр?

– Твои чертовы ножницы совершенно тупые.

– Точил вчера вечером, сэр, – невозмутимо ответил Хэгмен. – Мой отец всегда говорил, сэр, что только плохой работник винит инструмент.

Шарп бросил Хэгмену ножницы и стряхнул с рубашки клочья волос.

– Справитесь и без Кили, – сказал он.

– С охраной склада боеприпасов? – с горечью возразил Донахью. – Уж лучше бы мы оставались в Мадриде.

– Чтобы вас считали предателями? – спросил Шарп, надевая китель. – Слушайте, Донахью, вы живы, а Кили нет. Вы командуете отличной ротой. И что с того, что охраняете склад? Думаете, это пустяк? А что случится, если лягушатники прорвутся?

Мнение Шарпа не добавило Донахью оптимизма.

– Мы сироты, – жалостливо произнес он. – Никому нет дела, что с нами будет.

– Почему вы хотите, чтобы о вас кто-то заботился? – в лоб спросил Шарп. – Вы солдат, Донахью, не ребенок. Вам дали саблю и пистолет, чтобы вы могли позаботиться о себе, а не ждать, когда это сделают другие. К тому же о вас действительно заботятся. Заботятся так хорошо, что хотят отправить всю вашу роту в Кадис. Мне на вас тоже не наплевать, и вот что я скажу: у вас есть два выхода. Вы можете убраться с позором в Кадис, и ваши солдаты будут знать, что их прогнали, или можете возвратиться с честью, не