которой стали деревенские дома. На британцев мастерство канониров противника произвело впечатление.

– Хотел бы я знать, что за бедолаги обороняют деревню, – сказал Харпер.

– Пойдем узнаем.

– Мне, по правде говоря, сэр, не больно-то интересно, – пошел на попятную Харпер, но тем не менее последовал за Шарпом по кромке плато.

Непосредственно перед деревней кромка поворачивала под прямым углом к западу, в направлении холмов. Здесь высились два скалистых холмика, на одном стояла деревенская церковь с гнездом аиста-неумехи на колокольне. Восточный склон между церковью и деревней заняло кладбище, и стрелки укрылись за могильными холмиками и каменными надгробиями. В узкой, заросшей крестовником седловине, где дорога на Алмейду, попетляв возле кладбища, подходила к плато, расположилась группа штабных офицеров, наблюдавших за французской канонадой, дым от которой уже заволакивал позиции грязно-серой пеленой, вздрагивавшей каждый раз, когда ее прорывало ядро. Ядра безжалостно громили деревню, разметая соломенные и черепичные крыши, раскалывая балки и руша стены. В теплом весеннем воздухе залпы ощущались как нечто осязаемое, однако здесь, на возвышенности, все выглядело так, будто сражение за Фуэнтес-де-Оньоро разворачивается где-то далеко.

Шарп повел Харпера обходным путем, позади всадников.

– Там Носач, – объяснил он Харперу, – а я не хочу, чтобы он меня заметил.

– Так мы у него на плохом счету, да?

– Хуже, Пэт. Меня ждет следственная комиссия. – Не хотелось откровенничать с Донахью, но Харпер был другом, и Шарп сказал ему правду, невольно выплеснув накопившуюся в душе горечь. – И что я должен был сделать, Пэт? Оставить этих насильников в живых?

– А что суд сделает с вами?

– Это одному Богу известно. Самое худшее – отдадут под трибунал и вышвырнут из армии. В лучшем случае разжалуют в лейтенанты, и тогда мне конец. Опять назначат чертовым интендантом, чтобы составлял эти проклятые списки на проклятом складе, и там я сопьюсь до смерти.

– Но им же надо будет доказать, что вы расстреляли тех гадов! Боже, храни Ирландию! Мы вас не выдадим, сэр. Да я убью любого, кто рот откроет!

– Есть другие, Пэт. Рансимен и Сарсфилд.

– Они ничего не скажут, сэр.

– В любом случае, пожалуй, уже слишком поздно. Чертов генерал Вальверде знает, а больше и не требуется. Загонит нож мне в спину, я и поделать ничего не смогу.

– Можно застрелить ублюдка, – предложил Харпер.

– Он в одиночку нигде не появляется. – Шарп уже думал о том, чтобы прикончить Вальверде, но сомневался, что ему представится такой шанс. – Да и Хоган считает, что чертов Лу может прислать официальную жалобу!

– Это несправедливо, сэр, – покачал головой Харпер.

– Да, Пэт, несправедливо, но пока еще ничего не случилось, и сегодня Лу может поймать ядро. Но никому ни слова, Пэт. Не хочу, чтобы это дело обсуждала половина чертовой армии.

– Я буду молчать, сэр, – пообещал Харпер, хотя и не в силах был вообразить, как может такая новость не разлететься по армии.

И еще он не понимал, как можно «ради свершения правосудия» пожертвовать офицером, расстрелявшим двух французских мерзавцев.

Следом за Шарпом он прошел между двумя фургонами и сидевшими неподалеку пехотинцами. Шарп узнал бледно-зеленую отделку 24-го Уорикширского полка и за ними – килты и шапочки-гленгарри 79-го Хайлендского. Волынщики горцев выдавали что-то невообразимо буйное под барабанную дробь, соперничая с громом французской канонады. Скорее всего, предположил Шарп, эти два батальона оставлены в резерве и их бросят на улицы Фуэнтес-де-Оньоро, если ситуация склонится в пользу французов. Когда Шарп повернулся на треск камней и дерева, третий батальон как раз подходил к резервной бригаде.

– Здесь направо. – Шарп заметил тропинку, которая шла вдоль южной стены кладбища.

Протоптали ее, должно быть, козы, и протоптали по краю крутого склона, так что стрелки с трудом удерживались на узкой стежке. Последние несколько ярдов они пробежали, спеша укрыться в переулке, и наткнулись на вышедшего из-за угла красномундирника. Солдат заметно нервничал и держал мушкет на изготовку.

– Не стреляй, приятель! – крикнул Шарп. – Каждый, кто идет сюда, скорее всего, наш, а если не наш, то дело плохо.

– Извините, сэр, – сказал парнишка, присев, когда над головой пролетел обломок черепицы. – Уж больно сильно колотят.

– Беспокойся, солдат, когда стрелять перестанут, – сказал Шарп, – потому что тогда пехота пойдет. Кто тут старший?

– Не знаю, сэр. Разве что сержант Паттерсон…

– Насчет этого я сомневаюсь, но все равно спасибо.

Шарп протопал по переулку, свернул в боковую улочку, сбежал по каменным ступенькам, усыпанным битой черепицей, и оказался на главной улице, зигзагами уходившей вниз.

Пушечное ядро шлепнулось посреди улицы в тот же момент, когда Шарп упал за навозной кучей. Ядро взрыло каменистую землю, срикошетило и врезалось в крытый соломой коровник. Миг спустя другое ядро разметало кровлю дома на противоположной стороне улицы. Ядра падали одно за другим и крушили дома, – похоже, французские канониры получили заряд энергии.

Шарп и Харпер укрылись в дверном проеме. На двери еще виднелись полустертые пометки мелом, оставленные квартирьерами обеих армий. Одна пометка – 5/4/60 – означала, что в домике, оставшемся теперь без крыши, квартировали пять стрелков 4-й роты 60-го полка. Другая, выше, с перечеркнутой по-вражески семеркой, указывала, что здесь останавливались на постой семь французов. В бывшей гостиной висело, колыхаясь, как туман, облако пыли, и порванная занавеска из дерюжки беспомощно трепыхалась на ветру. Жителей деревни вместе с их скарбом перевезли в армейских фургонах в ближайший городок под названием Френада, но, разумеется, многое пришлось оставить. Один дверной проем забаррикадировали детской кроваткой, другой – парой скамеек, составленных таким образом, что получилась стрелковая ступень. Оборонял деревню смешанный гарнизон из зеленых кителей и красномундирников, которые спасались от канонады за самыми толстыми стенами брошенных зданий. Каменные стены не всегда выдерживали удар французского пушечного ядра, и Шарп уже прошел мимо троих убитых, застигнутых обстрелом на улице, и заметил с полдюжины раненых, медленно пробирающихся по улице к горному хребту.

– Вы из какой части? – обратился он к сержанту, укрывшемуся за кроваткой на другой стороне улицы.

– Легкая рота Третьей дивизии, сэр, – ответил сержант.

– И Первая дивизия! – вмешался другой голос. – Не забывай про Первую дивизию!

Похоже, Веллингтон снял сливки с двух дивизий и поместил их в Фуэнтес-де-Оньоро. Штуцерники-застрельщики считались самыми умными солдатами, обученными сражаться самостоятельно в рассыпном строю, а эта деревня была не самым подходящим местом для линейного строя и залпового огня. Здесь все будет решаться за счет меткой стрельбы в уличных стычках; здесь солдаты могут оказаться далеко от офицеров, и им придется драться без приказов.

– Кто главный? – спросил Шарп сержанта.

– Полковник Уильямс из Шестидесятого, сэр. Там, в гостинице.

– Спасибо.

Шарп и Харпер зашагали дальше по улице.