— Бедный ублюдок так же набожен, как и сам Альфред, — мрачно проговорил Рагнар. — Гутрум всегда был легковерным дураком. Но Альфред послал за мной и сказал, что я могу отправиться на твои поиски. Он позволил взять людей, которые служили мне в ссылке, а остальную команду набрал Стеапа. Они саксы, конечно, но зато достаточно хорошо умеют грести.

— Стеапа сказал, что он здесь для того, чтобы тебя сторожить, — сообщил я.

— Стеапа! — Рагнар посмотрел поверх костра, который мы разожгли в разрушенной церкви монастыря. — Ты, грязный кусок вонючего козьего дерьма! Ты сказал, что находишься здесь для того, чтобы меня сторожить?

— Но я и вправду здесь для этого, мой господин, — ответил великан.

— Ты кусок дерьма! Но ты славно дерешься, — ухмыльнулся Рагнар и снова посмотрел на меня: — А тебя я должен отвезти обратно к Альфреду.

Я уставился в огонь, где обломки горящих плетней сияли ослепительным красным цветом.

— Тайра в Дунхолме, — сказал я. — И Кьяртан все еще жив.

— Я обязательно отправлюсь в Дунхолм, когда Альфред меня освободит, — заверил меня Рагнар. — Но сперва я должен отвезти тебя в Уэссекс. Я поклялся, что сделаю это. Я поклялся, что не нарушу мира в Нортумбрии, а только привезу тебя к Альфреду. И Альфред, само собой, держит у себя Бриду.

Брида была женщиной Рагнара.

— Зачем?

— В качестве заложницы. А вдруг я надумаю сбежать? Но теперь он ее выпустит, и я раздобуду денег, соберу людей, а потом сотру Дунхолм с лица земли.

— У тебя небось нет денег?

— Есть, но слишком мало.

И тогда я рассказал Рагнару о доме Сверри в Ютландии и о том, что он прячет там свое богатство. По крайней мере, мы так считали.

Пока Рагнар обдумывал это, я размышлял об Альфреде.

Мы с ним никогда не любили друг друга. Временами Альфред меня ненавидел, но я ему служил. И служил превосходно, а он проявил невероятную скупость: подарил мне всего лишь поместье «Пять Шкур», в то время как я дал ему целое королевство. Однако теперь я был обязан ему свободой, хотя и не очень понимал, почему он решил меня спасти. Неужели в обмен на монастырь, который пообещала выстроить Хильда?! А что, вполне возможно: монастырь был ему нужен, и его к тому же порадовало раскаяние Хильды… Все это не укладывалось у меня в голове. Нет, нам с Альфредом никогда не понять друг друга.

Но, как бы то ни было, он меня спас. Он протянул руку помощи и освободил меня из рабства. Поэтому я решил, что Альфред в конце концов все-таки решил меня вознаградить. Но я подозревал, что мне еще придется заплатить за свое освобождение. Наверняка я нужен Альфреду больше, чем душа Хильды и новый монастырь. Я ему еще понадоблюсь.

Я вздохнул и сказал:

— А я-то надеялся, что никогда больше не увижу Уэссекс.

— Другого выхода нет, — ответил Рагнар, — потому что я поклялся привезти тебя туда. Кроме того, мы не можем здесь оставаться.

— Не можем, — согласился я.

— К утру здесь появится сотня людей Кьяртана.

— Две сотни, — отозвался я.

— Поэтому мы должны уйти, — сказал Рагнар, вздохнув. — Так, говоришь, в Ютландии спрятан клад?

— И еще какой, — вставил Финан.

— Мы думаем, он зарыт в тростниковой хижине, — добавил я, — и за ним присматривают женщина и трое детей.

Рагнар уставился в дверной проем, за которым светились несколько огоньков меж хибарами, построенными неподалеку от старой римской крепости.

— Я не могу сейчас отправиться в Ютландию, — негромко проговорил он. — Я дал клятву, что привезу тебя, как только отыщу.

— Тогда пошли туда кого-нибудь другого, — предложил я. — У тебя теперь два корабля. И Сверри скажет, где зарыл сокровище, если его как следует припугнуть.

На следующее утро Рагнар приказал двенадцати датчанам погрузиться на «Торговца» и отплыть за море. Командовать кораблем он поручил Ролло, своему лучшему рулевому, и Финан упросил, чтобы и его взяли тоже. Шотландская девушка Этне отправилась вместе с Финаном, который теперь выглядел как заправский воин: кольчуга, шлем и длинный меч у пояса.

Сверри приковали к одной из скамей для гребцов, и когда корабль отчалил, я увидел, как Финан хлестнул этого негодяя тем самым бичом, который столько месяцев оставлял шрамы на наших спинах.

После отплытия «Торговца» мы переправили шотландских рабов через реку на красном корабле и выпустили на северном берегу. Бедняги были испуганы и не знали, что делать, поэтому мы дали им пригоршню монет, взятых из хранилища Сверри, и велели идти так, чтобы море всегда оставалось по правую руку. Если повезет, они смогут добраться до дома. Хотя весьма велика вероятность того, что их схватят в Беббанбурге и снова продадут в рабство, но тут уж мы ничего не могли поделать.

Мы оттолкнули красный корабль от берега и вновь вышли в море.

И в этот момент у нас за спиной, там, где на вершине холма Гируума дымились гаснущие костры, появились всадники в кольчугах и шлемах. Они растянулись по гребню холма, а потом цепочкой поскакали галопом через солончаки, чтобы рассыпаться по галечному берегу. Но они сильно опоздали. Отлив гнал нас в открытое море. Я оглянулся и посмотрел на людей Кьяртана, зная, что непременно увижу их снова. А потом «Пламя дракона» обогнуло изгиб реки, и весла ударили по воде, и лучи солнца заблестели на небольших волнах, словно остро отточенные наконечники копий. Какая-то птица пролетела у меня над головой, я поднял глаза, подставив лицо ветру, — и заплакал.

Чистыми слезами радости.

* * *

На то, чтобы добраться до Лундена, где мы заплатили серебро датчанам, взыскивавшим пошлину с каждого судна, которое шло вверх по реке, у нас ушло три недели, а потом еще два дня, чтобы попасть в Редингум. Там мы вывели «Пламя дракона» на берег и наняли лошадей на деньги Сверри.

В Уэссексе стояла осень: время туманов и желтеющих полей. Соколы-сапсаны вернулись из тех стран, куда они улетали летом; дрожащие под ветром дубовые листья стали цвета бронзы.

Мы поскакали в Винтанкестер, потому что нам сказали, что именно там находится двор Альфреда. Но как раз в день нашего появления король уехал в одно из своих поместий, и до ночи его возвращения не ожидали.

Поэтому, когда солнце снизилось над лесами большой церкви, которую строил Альфред, я оставил Рагнара в таверне «Два журавля» и отправился пешком на северную окраину города. Я спросил дорогу, и мне указали на проулок, кишащий грязными крысами, ограниченный с одной стороны высоким городским палисадом, а с другой — деревянной стеной дома, чья низкая дверь была отмечена крестом. Две свиньи рыли в проулке землю, десяток нищих в лохмотьях сидели в грязи и навозе рядом с дверью. У некоторых нищих недоставало руки или ноги, большинство были покрыты язвами, слепая женщина держала покрытого шрамами ребенка. При моем появлении все они нервно заерзали и подались прочь.