Девочка послушно закрыла глаза, три раза повернулась, а Рагнар тем временем показал на лошадку и кивнул Эдуарду, который подхватил игрушку и убежал к няньке. И когда Этельфлэд, слегка покачиваясь, потому что у нее закружилась голова, прокричала волшебное слово, лошадка уже исчезла.

— Ты сжульничал! — обвиняющим тоном сказала она Рагнару.

— Зато ты получила хороший урок, — произнес я, присев рядом с малышкой на корточки, как будто собирался поведать ей секрет. Подавшись вперед, я прошептал Этельфлэд на ухо: — Никогда не доверяй датчанам.

Она улыбнулась. В ту долгую дождливую зиму, когда Альфред с семьей укрывался на болотах Суморсэта, мы с Этельфлэд подружились. Эта славная малышка очень нравилась мне, да и девочка испытывала ко мне расположение.

Этельфлэд осторожно прикоснулась к моему носу и поинтересовалась:

— Как это произошло?

— Один плохой человек сломал мне нос, — ответил я.

Это Хакка однажды ударил меня на «Торговце», когда ему показалось, будто я гребу не в полную силу.

— И теперь твой нос кривой, — заключила девочка.

— Зато теперь я могу унюхать, чем пахнет за углом.

— А что случилось с тем плохим человеком, который сломал тебе нос?

— Он умер, — ответил я.

— Это хорошо, — кивнула Этельфлэд. И похвасталась: — А у меня есть жених!

— Да ну? — удивился я.

— Этельред из Мерсии, — гордо объявила она, но тут же нахмурилась, увидев промелькнувшее на моем лице отвращение.

— Да это же мой двоюродный брат, — сказал я, пытаясь скрыть свои чувства.

— Этельред — твой двоюродный брат? — спросила малышка.

— Да.

— Я должна стать его женой и жить в Мерсии. Ты бывал в Мерсии?

— Да.

— Там хорошо?

— Тебе там понравится, — ответил я, хотя сильно в этом сомневался.

Вряд ли ей понравится в Мерсии, если она выйдет замуж за этого напыщенного сопляка — моего кузена. Но не говорить же девочке правду.

— Этельред ковыряет в носу? — нахмурилась Этельфлэд.

— Вряд ли.

— А Эдуард ковыряет, — сказала она, — и потом ест козявки! Фу!

Она подалась вперед, порывисто поцеловала меня в сломанный нос и побежала к няньке.

— Хорошенькая девочка, — заметил Рагнар.

— Бедняжка загубит понапрасну свою жизнь, если станет женой моего двоюродного брата, — ответил я.

— Если этот твой братец так плох, неужели Альфред отдаст за него дочку?

Еще как отдаст. Этельред в свое время привел людей в Этандун, всего несколько человек, но этого оказалось достаточно, чтобы Альфред благоволил к нему.

— Дело в том, что Этельред станет олдерменом Мерсии после смерти своего отца, и если дочь Альфреда сделается его женой, это свяжет Мерсию и Уэссекс, — объяснил я.

— В Мерсии слишком много датчан, — покачал головой Рагнар. — Саксы никогда не будут снова там править.

— Альфред не отдал бы свою дочь за олдермена Мерсии, если бы не хотел что-нибудь заполучить взамен.

— Чтобы что-нибудь заполучить, надо быть храбрым, — возразил Рагнар. — А не просто сидеть и все подряд записывать. Но Альфред слишком осторожен, чтобы идти на риск.

— Ты и вправду считаешь, что он слишком осторожен? — слегка улыбнулся я.

— Ясное дело, — пренебрежительно бросил Рагнар. — Этот человек совершенно не способен рисковать.

— Не совсем, — сказал я и замолчал, прикидывая, стоит ли открыть другу секрет.

Заметив мои колебания, Рагнар понял, что я что-то скрываю, и требовательно воззрился на меня:

— Ну?

Я все еще колебался, но потом решил, что, если расскажу ту старую историю, вреда не будет.

— Помнишь ту зимнюю ночь, когда мы с тобой встретились в Сиппанхамме? — спросил я. — Город тогда занял Гутрум, и все вы верили, что Уэссекс падет, а мы с тобой еще пили в церкви?

— Конечно, я помню. Ну так что?

Той зимой Гутрум вторгся в Уэссекс, и казалось, что он вот-вот выиграет войну, потому что армия восточных саксов рассеялась. Некоторые таны бежали за море, многие заключили с Гутрумом мир, а Альфреду тогда пришлось прятаться на болотах Суморсэта. Однако Альфред не собирался сдаваться. Он решил переодеться в арфиста и прокрасться в Сиппанхамм — шпионить за датчанами, и настоял-таки на своем. Я тогда спас его, в ту самую ночь, когда встретил Рагнара в королевской церкви.

— А помнишь, — продолжал я, — со мной тогда был слуга, который скромно сидел в сторонке, накинув на голову капюшон? Я еще приказал этому слуге молчать?

Рагнар нахмурился, пытаясь припомнить ту зимнюю ночь, потом кивнул:

— Ну да, точно.

— Так вот, это был не слуга, — сказал я, — а Альфред.

Рагнар изумленно уставился на меня. Неужели я обманул его той далекой ночью? Разумеется, узнай он тогда правду, датчане смогли бы в ту же ночь завоевать Уэссекс.

На мгновение я пожалел, что рассказал ему обо всем. Я боялся, что Рагнар обидится на меня, но он вдруг засмеялся:

— Это был Альфред? В самом деле?

— Да, он пришел, чтобы шпионить за вами, а я пришел, чтобы его спасти.

— Неужели Альфред отважился проникнуть в лагерь Гутрума?

— Так что этот человек умеет рисковать, — заключил я, возвращаясь к нашему разговору о Мерсии.

Но Рагнар все еще думал о той далекой холодной ночи.

— Почему ты мне ничего не сказал? — поинтересовался он.

— Потому что я принес королю клятву верности.

— Мы бы сделали тебя богаче любого короля, — произнес Рагнар. — Мы бы дали тебе корабли, людей, лошадей, серебро, женщин — да все, что угодно! Ты должен был сказать мне, своему другу, правду!

— Я принес ему клятву, — повторил я — и вспомнил, как близко был в ту ночь к тому, чтобы предать Альфреда.

До чего же велико было тогда искушение! Той ночью мне было достаточно произнести всего несколько слов, чтобы навеки прекратить правление саксов в Англии. Я мог бы превратить Уэссекс в датское королевство. Я мог бы все это сделать, предав человека, который мне не слишком нравился, ради человека, которого любил, как родного брата, — и все-таки я тогда промолчал. Я дал клятву, и оковы чести сковали нас, лишив возможности выбирать.

— Wyrd bið ful aræd, — сказал я.

От судьбы не уйдешь. Она держит нас, подобно упряжи. Я считал, что навсегда покинул Уэссекс и сумел улизнуть от Альфреда, — и вот пожалуйста, я снова в его дворце.

Он вернулся в полдень, окруженный перестуком копыт и шумной суматохой, которую поднимали вокруг него слуги, монахи и священники. Два человека понесли королевскую постель обратно в его спальню, в то время как монах катил бочку, набитую документами, которые, очевидно, нужны были Альфреду во время его однодневного отсутствия. Какой-то священник торопливо нес покров от алтаря и распятие, а двое других — реликвии, сопровождавшие Альфреда во всех его путешествиях.