litbaza книги онлайнИсторическая прозаУбийство Царской Семьи и членов Романовых на Урале - Михаил Дитерихс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 182
Перейти на страницу:

Поверхностное и беглое изучение письменных материалов, оставшихся после убитых А. В. Гендриковой, Е. А. Шнейдер, И. Л. Татищева и В. А. Долгорукова, заняло около пяти недель времени и послужит данными для некоторых выводов в третьей части настоящей книги. В дополнение к показаниям живых свидетелей, прошедших перед следственным производством, документы и заметки, сохранившиеся от людей, близко стоявших к интимной жизни Царской Семьи, дают много материала для освещения последних лет царствования бывшего Государя Императора Николая Александровича и Государыни Императрицы Александры Феодоровны как раз с точки зрения народной идеологии русского Царя как Помазанника Божия.

Анастасия Васильевна Гендрикова вела свои дневники с 1906 года, последняя сделанная ею запись в своих дневниках в Тобольске, под датою 4 мая 1918 года, гласит: «Отряд заменен красногвардейцами». В этот день охранявший ранее Царскую Семью отряд из солдат, приехавших с Семьей из Царского Села, был заменен отрядом латышей, привезенных с собой комиссаром Родионовым. Дальше Анастасия Васильевна записей не вела; вероятно, замена охраны латышами слишком ясно дала понять, что их всех ждало.

Перед самой Февральской революцией 1917 года Анастасия Васильевна спешно выехала в Ялту к заболевшей сестре. Не доехав до места, в Севастополе она узнала о перевороте; на другой же день, отказавшись от возможности повидать сестру, она немедленно садится в поезд и мчится обратно в Царское Село. Во дворец она попадает в тот день, когда генерал Корнилов объявил Государыне об ее аресте и предупредил придворных, что, кто хочет, может остаться и разделить участь арестованной, но чтобы решили сейчас же, так как потом во дворец никого не пустят.

«Слава Богу, – пишет в этот день в дневнике Анастасия Васильевна, – я успела приехать вовремя, чтобы быть с Ними».

Она ведет свои записки в дневниках почти ежедневно, совершенно объективно занося события текущей придворной жизни и не вдаваясь в какие-либо обсуждения, суждения и заключения. Только в период, несколько предшествовавший и последовавший за убийством Распутина, в ее записях чувствуется, что в ней происходила какая-то борьба, драма на почве как будто и ее коснувшихся сомнений, а может быть, и не сомнений, а досады, боли. Распутина она, видимо, ненавидела, и при всей ее сдержанности это чувство прорывается в дневнике, чувство личного начала, и, быть может, в минуту своего тяжелого одиночества на земле она усомнилась в чистоте своей веры, уклонилась от простоты во Христе и заколебалась…

«Я ждала всю неделю, что Вы мне напишете, – пишет ей Государыня через неделю после убийства Распутина, – Мама Ваша так не сделала бы».

«И думать, что такая же опасность может угрожать и Ему?»

Вот тот ужас, которым было полно все существо Государыни Императрицы. Вот чего она опасалась в убийстве Распутина. Вот что топталось в грязь всеми нами, мялось грязными руками, тянувшимися в ослеплении гордыни к престолу земной власти. Она, Царица, была чище нас всех. Она опасалась за жизнь его, своего Царя, Царя русского народа, Помазанника Божия, которого мы, все интеллигенты, в гордыне своего ума забыли. Она опасалась за своего мужа, за человека, которого, как женщина, любила с пятнадцатилетнего возраста, с которым еще тогда обменялась на всю семейную жизнь кольцами, не расставаясь с ними: она имела от него рубиновое кольцо, которое носила на шейной цепочке с образками; он имел от нее сапфировое кольцо, которое носил на пальце вместе с обручальным кольцом. Остатки этих колец были найдены позже у шахты; Бог не захотел, чтобы эти символы великой, святой любви на земле между ними попали в руки Исааку Голощекину.

11. В документах, собранных Сергеевым по Царскому делу и касавшихся той или иной деятельности советских представителей, совершенно отсутствовали:

а) фотографии различных деятелей, причастных к преступлению;

б) биографические сведения об этих деятелях, их характеристика, описание наружности, приметы;

в) сведения о составе главнейших Екатеринбургских советских органов власти;

г) частная переписка различных деятелей и данные о связях, с одной стороны, с Москвой, с другой стороны – с жителями города.

Единственным документом в этом роде являлось письмо Янкеля Юровского к доктору Архипову, найденное и отобранное чинами уголовного розыска. Содержание письма, с сохранением орфографии, следующее:

«Кенсорин Сергеевич, в случае моего отъезда на фронт я во имя наших с Вами отнош надеюсь не откажете моей старой маме в содействии в случае преследований ее только за то что она моя мать. Вы конечно панимаете что о моем местопребывании она ничего знать не будет уж только по томучто и я этого не знаю, но и в том случае еслиб я это знал то разумеется этого ей не сказал бы просто для чистоты ея совести наслучай еслиб ее допрашивали. Я обращаюсь к Вам еще и потому что Вы строгий в своих принципах даже при условиях гражданской войны и при условии когда вы будете у власти. Я имею все основания полагать что Вы с Вашими принципами останетесь в одиночестве но всеж Вы съумете оказать влияние на то чтоб моя мать которая совершенно не разделяла моих взглядов виновная следовательно только в том что родила меня, а также в том что любила меня. Я значить на случай падение власти советов в Екатер. дать ей приют на время возможного погрома или предупредить и самый разгром квартиры принимая внимание что я не продавал дела чтоб не остав. служ. без работы которые очень и очень далеки от большевизма. Это может быть предсмертное письмо надеюсь ято не ошибусь обращ. к вам. Я.М. Юровск…»

Письмо характерное, как по содержанию, так и по грамотности, для одного из крупнейших местных деятелей советской власти в Екатеринбурге, и несомненно было бы полезно иметь такие же документы других главнейших руководителей преступных замыслов и вершителей судеб многострадальной России. Служащие комиссара Янкеля Юровского, даже не будучи большевиками, имеют полное право заниматься не национализированным трудом, потому что работают на благо комиссара; остальной же русский народ права на это не имеет. Янкель Юровский не имеет сочувствия к своим взглядам ни среди своих служащих, ни даже у своей матери; охранной команде, которой он начальствует в Ипатьевском доме, он, видимо, тоже по несочувствию во взглядах, не доверяет; перед всем обществом Урала лжет, боясь правды, тоже, очевидно, не рассчитывая на сочувствие во взглядах. И тем не менее и сам он себя считает, и советская власть именно его-то и признает выразителем волн народа, представителем народной власти. В 1917 году Лейба Бронштейн, свергнув власть Аарона Керенского, крикнул народу: «Мы опрокинули власть Керенского, мы повалили ее навзничь и, наступив ногой на грудь, крикнули всероссийскому рабочему и крестьянину: придите и возьмите ту власть, которая единственно принадлежит народу…» Как в этот момент он, вероятно, дико и дьявольски хохотал в душе над теми, кто его слушал!

При разборке документов в бумагах графини Гендриковой пришлось наткнуться на ее показание, данное следственным властям по поводу приезда в Тобольск Маргариты Хитрово. Тут же хранилась и остроумная сатира Анастасии Васильевны в стихах по поводу того переполоха среди властей, который произвела эта молодая, но легкомысленная барышня своим приездом и манерой держать себя, совершенно не желая этого, как заговорщица. При обследовании этих документов оказалось, что действительно приезд в Тобольск Маргариты Хитрово испугал даже Керенского, который в середине августа прислал прокурору Тобольского суда следующую телеграмму:

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 182
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?