«Из Петрограда. Вне очереди.

Расшифруйте лично и если комиссар Макаров или член Думы Вершинин Тобольске, то их присутствии.

Предписываю установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск, выясняя личность и место, откуда выехали, равно как путь, которым приехали, а также место остановки. Исключительное внимание обратите приезд Маргариты Сергеевны Хитрово, молодой светской девушки, которую немедленно арестовать на пароходе, обыскать, отобрать все письма, паспорта и печатные произведения, все вещи, не оставляющие личного дорожного багажа; деньги; обратите внимание на подушки; во-вторых, имейте в виду вероятный приезд десяти лиц из Пятигорска, могущих впрочем прибыть и окольным путем. Их тоже арестовать, обыскать указанным порядком. Ввиду того, что указанные лица могли уже прибыть Тобольск, произведите тщательное дознание и случае их обнаружения арестовать, обыскать тщательно, выяснить, с кем виделись. У всех, кого видели, произвести обыск и всех их впредь до распоряжения из Тобольска не выпускать, имея бдительный надзор. Хитрово приедет одна, остальные, вероятно, вместе. Всех арестованных немедленно под надежной охраной доставить Москву прокулату. Если они или кто-либо из них проживал уже Тобольске произвести тотчас обыск доме, обитаемом бывшей Царской Семьей, тщательный обыск, отобрав переписку, возбуждающую малейшее подозрение, а также все не привезенные ранее вещи и все лишние деньги. Об исполнении предписания, по мере осуществления указанных действий, телеграфировать шифром мне и прокулату Москву, приказания которого подлежат исполнению всеми властями. Прошу Макарова или Вершинина телеграфировать, какой у них шифр. № 2992. Министр-председатель Керенский».

Во исполнение этого предписания 18 августа 1917 года прокурорским надзором и чинами милиции произведены были обыски у Хитрово и других лиц, проживавших в Тобольске, у которых Хитрово успела побывать по своем приезде в город, не давшие, однако, положительных результатов, причем Хитрово была все-таки арестована и отправлена под надежной охраной в Москву. Вся переписка по этому делу заканчивается телеграммой прокурора Московской судебной палаты Стааля от 21 сентября 1917 года, из которой видно, что дело Хитрово прекращено и препятствий к приезду ее в Тобольск не встречается.

Можно думать, что весь переполох был вызван тем, что Хитрово, уезжая из Петрограда, вся закуталась в пакеты и корреспонденцию, которую она набрала для всех тобольских узников, а с дороги посылала своим родным открытки, в которых сообщала: «Я теперь похудела, так как переложила все в подушку». Но интерес приведенных документов, конечно, не в Маргарите Хитрово, а в министре-председателе Керенском, олицетворявшем собою русскую власть, даровавшую России свободу и освобождение от полицейского режима и произвола царизма. Пусть те, кто страдал от полицейского режима царизма, забыв на минуту свои к нему симпатии или антипатии, откровенно скажут – есть ли разница в предписании, данном Керенским, с предписаниями былого времени Плеве, Курлова и им подобных лиц? Надо сознаться – никакой, все то же: ни предъявления вины, ни указания на закон, ни определения преступности, ни даже малейшего, какого-нибудь примитивного указания, кого хватать из подлежащих приезду из Пятигорска, – ничего. Хватай, сначала арестуй, обыскивай и высылай арестантом в Москву. Не все тот же ли это произвол?

* * *

Разобранные вещи в достаточной мере указывали на то, что живыми члены Царской Семьи никуда из Екатеринбурга не уезжали. Они не могли по существу своих натур, их религиозности сами уничтожить свои святыни, растоптать символы Православной Церкви и скорее предпочли бы погибнуть, чем купить свою жизнь отдачей души дьяволу.

За сохранение своих душ они и отдали свою земную жизнь.

«Они, Государь и Государыня, больше всего боялись, что их увезут куда-нибудь за границу. Этого они боялись и не хотели».

«Народ, – говорил Государь, – добрый, хороший, мягкий. Его смутили худые люди в этой революции. Ее заправилами являются “жиды”. Но это все временное, все пройдет. Народ опомнится, и снова будет порядок». Так передавала их слова Клавдия Битнер, учительница детей в Тобольске.

В основание работ этой области следственного производства Соколов положил чрезвычайно детальный, последовательный и всесторонний метод изучения и исследования физического состояния и истории происхождения каждой отдельной вещицы, обгорелого кусочка, уголька, земли, документа, телеграммы, записки – всего, что так или иначе привлекало внимание следствия и могло относиться к совершившемуся в Ипатьевском доме преступлению.

Прежде всего Соколов точно устанавливал место, время и обстоятельства нахождения предмета или его изъятия; затем путем экспертизы специалистов определял род, свойства, качество и назначение исследуемого вещественного доказательства, а если оно составляло только часть целого предмета, то путем той же экспертизы определял данные этого цельного предмета. Далее, если на предмете имелись повреждения, то выяснялись характер и причины этих повреждений, а путем допросов и предъявления сведущим лицам устанавливалось, кому принадлежал или мог принадлежать данный предмет или на ком была замечена такая именно вещь. Таким образом, определялся владелец вещи, или первоисточник ее происхождения, или первоисточник ее нахождения. Если имелось несколько однородных вещественных доказательств, но найденных или изъятых в разных местах, то путем новых экспертиз устанавливалась тождественность их между собой, а путем допросов и логических анализов обстоятельств выяснялись причины и следствия нахождения тождественных вещественных доказательств в разных местах.

Таким методическим путем исследования и изучения, соответственно запротоколированных, Соколов подходит к логически вытекающим из них фактам, обстоятельствам, сопровождавшим совершение преступления. Так, какой-нибудь маленький медный винтик, найденный Сергеевым в пепле печки в комнате Великих княжон в доме Ипатьева, после применения к нему Соколовым метода исследования оказывался принадлежавшим к очень хорошей дамской обуви заграничного происхождения; тех же качеств и свойств винтик нашелся в кострище в районе Ганиной ямы, где он подвергся сильному действию огня и откуда такой же винтик вместе с обуглившимися кусочками кожи самой обуви, угольками из этого кострища, глиной с площадки, где было кострище, и лопаткой со следами той же глины, попадал на дно шахты. И наоборот, пуля автоматического заграничного револьвера, найденная на дне шахты, при промывке Шереметьевским ила, с приплюснутым концом, как бывает от удара о человеческую кость, оказывалось, была раньше тоже в кострище, где подверглась действию сильного огня, а сюда, вероятно, попала с телом одного из убитых членов Царской Семьи из комнаты нижнего этажа Ипатьевского дома, где в полу оказалась застрявшей такая же точно пуля, прошедшая лишь через мягкие части человеческого тела, но увлекшая за собой все-таки немного крови, впитавшейся в дерево, и немного шерстинок материи защитного цвета, похожей на рубахи, какие носили Государь Император и наследник Цесаревич, И, вероятно, эта пуля как раз вошла бы в автоматический револьвер системы Кольта, бывший, по показаниям свидетелей, в руках Янкеля Юровского.