Она слышала тяжелые шаги Сэмпсона внизу, который двигался как человек, который пытается убежать от проблем. Он взялся сделать все необходимые им звонки, что вполне устраивало Айрис. Она проголодалась.

Он вернулся на кухню, неся с собой Пака, которому, чувствовалось, нравилось такое положение.

– Вы любите кошек?

– Не совсем. – Сэмпсон пристроился у кухонного стола и положил урчащий комок черной шерсти себе на колени. – Он постоянно путается у меня под ногами, стоит мне сделать шаг, из-за чего я раз десять чуть не шлепнулся. Безопаснее взять его на руки и таскать с собой.

Айрис улыбнулась, ставя на стол две тарелки:

– На завтрак у нас будет суп.

– Спасибо. Пахнет потрясающе. – В одной руке он держал ложку, а другой гладил Пака. – Больница согласна еще день подержать останки Уэйнбека в морге. Невилл отрядил туда человека, так что у нас все о'кей. Криминалисты говорят, что могут приехать, самое раннее, к полудню. Сначала они осмотрят ваш амбар, а возвращаясь в город, прихватят Уэйнбека.

– А как насчет места преступления?

– Идет сбор доказательств и снятие отпечатков. Невилл будет там до самого конца.

– Значит, у нас есть время.

– Больше, чем было когда-то.

Они уже кончали по второй тарелке, когда позвонил Джино и спросил дорогу.

– Они возвращаются? – осведомился Сэмпсон.

– Скорее всего. Он не сказал почему, но сообщил, что будут через несколько минут и не можем ли мы подождать их.

– Хм. Интересно, в чем дело. – Он откинулся на спинку стула и посмотрел на кота у себя на коленях, пытаясь понять, почему так приятно гладить это глупое, старое и бесполезное создание. Он никогда не любил кошек, никогда особенно не испытывал пристрастия и к куриному супу, но почему-то сейчас ему было приятно чувствовать теплоту и в желудке, и в том создании, которое мурлыкало у него на коленях. Но мысль, засевшая в голове, не давала ему покоя. – Должно быть, вы считаете меня полным дерьмом.

– Простите?

Сэмпсон, плотно сжав губы, обвел взглядом кухню:

– Мне нравится эта комната.

– Спасибо. Мне тоже. Так почему я должна считать вас полным дерьмом?

– Я за вас отвечаю. И просто исчез, оставил вас одну справляться со всем.

Вздохнув, Айрис отставила тарелку.

– Вы пошли на помощь вашей сестре, Сэмпсон. На вашем месте я поступила бы точно так же.

Сэмпсон в упор посмотрел на нее:

– Не надо. Не ищите никаких извинений копу, который бросил своего партнера. Никогда. Если кто-то это сделает, гоните его пинком в зад. Теперь это ваша обязанность.

Айрис положила пустые тарелки в раковину и, скрестив руки на груди, прислонилась к стойке.

– Многие из нас работают тут в одиночестве. Слишком большая территория, чтобы следить за ней парами. Кроме того, там были Магоцци, Джино и едва ли не сотня других. Так что я была не одна.

Он просто сидел, глядя на нее и качая головой.

– Присматривать за мной, как за ребенком, не входит в ваши обязанности, Сэмпсон. – Почему-то эти слова заставили его улыбнуться.

– Вот тут-то вы и не правы. Это именно моя обязанность. Я заключил договор.

– С кем?

– С Биттеррутом.

Айрис было удивилась, но решила, что ничего не поняла, и, сев напротив его, стала ждать, пока их глаза не встретились.

– О чем вы говорите?

– Шериф Булардо собирался изъять в Биттерруте разрешение на оружие.

– Ради всех святых, зачем ему это было надо? Вы сами говорили, что оттуда ни разу не поступало ни одного тревожного вызова.

– Он разозлился. Прошлым летом в Биттеррут перебралась его жена.

Айрис невольно вытаращила глаза. Она ничего не могла с ними поделать.

– О господи.

– Беда в том, что никто не мог выступить против него. Ребята в управлении чертовски хорошо знали, что вылетят с работы, если не победят его на выборах. А победить его было невозможно. И округ никоим образом не мог выбрать другого шерифа из каких-либо новых соискателей, потому что со стороны казалось, что шериф прекрасно справляется с работой. И вдруг, откуда ни возьмись, объявляется диспетчер, которую никто не знает, вносит свое имя в бюллетени. – Он сдержанно усмехнулся. – Можно сказать, это была битва Давида и Голиафа. Кстати, какого черта вы на это пошли? Вы должны были знать, что с точки зрения карьеры это чистое самоубийство. Многие из нас считали, что вы – этакий отчаянный крестоносец. Типа мученицы.

Айрис помотала головой:

– Столь благородных мотивов у меня не было. На второй же вечер моей работы диспетчером Булардо зажал меня в углу и совершенно по-хамски обошелся со мной. Я ему дала пощечину. Настоящую оплеуху. Вот это и было самоубийством с точки зрения карьеры.

– Вы дали оплеуху шерифу Булардо? – Сэмпсон с трудом удерживался от смеха.

– Дала. Вот тогда он и пообещал, что, пока он тут командует, дальше этого канцелярского стола я не двинусь. Понимаете, о чем я говорю? Никаких благородных мотивов тут и в помине не было. Мне нечего было терять, баллотируясь в шерифы, да и причина, по которой я это сделала, тоже была не из лучших. Просто я решила дать по носу человеку, который оскорбил меня, и, когда выиграла, никто не был изумлен больше меня.

Сэмпсон продолжал улыбаться.

– Нам повезло. Многие давным-давно перестали голосовать на выборах шерифа. Но в этот раз Биттеррут проголосовал как единое целое. В тот день все до одного пришли на участки и многие в первый раз со дня их появления в поселке покинули его. Это было большое дело. И его хватило, чтобы повернуть прилив в другую сторону.

Айрис закрыла глаза.

– Ужасно. Биттеррут избрал меня, чтобы спасти себя, а теперь именно я должна решать, начинать или нет расследование, которое может положить ему конец.

– Да. Я тоже этого не предвидел.

– Так что мне делать?

Сэмпсон вскинул голову и долго смотрел на нее.

– Поступить правильно.

– Как? Я не знаю.

– Узнаете, когда придет время.

Магоцци остановился на овальной подъездной дорожке Айрис на полпути между большим ветхим амбаром и старомодным крыльцом с белыми перилами, которое выглядело прекрасным местом, где в душные летние дни приятно пить лимонад или просто проводить время, хотя этим утром такую сцену трудно было себе представить.

Он поставил машину на стоянку, но не стал выключать двигатель; он просто сидел, положив руки на баранку и, прищурившись, смотрел в окно, как он всегда делал, когда напряженно что-то обдумывал. Перед глазами проплывали какие-то цветные пятна. Дьявол кроется в деталях, но если вы не будете время от времени прищуриваться, то не увидите картину целиком. Что сейчас и происходило.