– А что тогда?

Кристиан пожимает плечами:

– Я не знаю. Скоро ожидается встряска. Может, что-то в связи с этим.

– Какая еще встряска?

– Такая, от которой люди вылетают.

– Серьезно?

– Так мне сказали.

– У нас и так мало людей, – говорит Дэвид.

– Знаю.

– То, что теперь делает каждый, раньше выполняли двое, трое человек.

– Те дни уже не вернуть, – говорит Кристиан.

Они сидят на высоких табуретах за стойкой, у окна. За окном проходят люди. В костюмах, офисные работники. Спокойная поверхность озера Паблинге отливает чернотой, по ней плывут облака. Один из свежих дней северного лета. Листва лениво колышется на тихом ветру.

– Что насчет меня? – спрашивает Дэвид.

– А что насчет тебя?

– Мне ничто не угрожает?

Кристиан отпивает латте.

– С тобой все нормально, – говорит он. – Не волнуйся об этом.

– Мне нужна эта работа, – говорит Дэвид. – Через два года мне сорок.

– Мне тоже, приятель.

– Мне двух детей обеспечивать.

– Я сказал, не волнуйся. Ты можешь спокойно идти домой, если ты об этом.

– Меня ничто не остановит, – говорит Дэвид. – Я, хули, зомби. А ты? Ты в порядке?

– Отлично.

– Ты ведь тоже полуночничал, да?

– Ну, да. Полагаю.

– Не хочешь пойти домой на пару часов?

– Нет.

– Что, – говорит Дэвид, пытаясь понять, – ты сам волнуешься насчет этой встряски?

– Вовсе нет.

– Тогда почему бы тебе не отдохнуть?

Кристиан, уставший, смотрит на озеро.

И говорит:

– Ты не понимаешь, приятель. Я никуда не хочу уходить отсюда. Я хочу быть здесь.

На секунду повисает тишина.

Дэвид смотрит на него, пытаясь понять.

– Для этого я живу, – поясняет Кристиан. – Для этого. Что происходит здесь.

И это правда, думает он, допивая латте, когда Дэвид уже ушел.

Дэвид Джесперсен ушел.

Направляется домой, в свою квартиру в Нерребро. Квартиру с минимумом мебели. Пустым холодильником – несколько лагеров, больше почти ничего. Одноцветная спальня. Не очень отличается от той, которая была у них…

Что?

Почти двадцать лет назад.

Иногда выбирались вместе на поиски перепихона. Субботними вечерами смотрели футбол. На диване «ИКЕА». Пустой холодильник – несколько лагеров, больше почти ничего. Как странно, что та, прошлая, жизнь Дэйва снова возникла сейчас. В поисках перепихона.

Он допил латте. И все так же смотрит на гладкую поверхность озера.

Должен бы устать, чтобы сидеть здесь и глазеть вот так.

В поисках перепихона.

Кажется, там другой мир.

Одну секунду он думает об Элин, с чувством, близким к боли, о том, как это у них было. Два года назад.

Два с половиной.

Они сделали это очень профессионально.

Дали маху. На работе. Выпустили пар. На работе. Работа. «Для этого я живу». И это правда. Он вышел из «Старбакса» и стоит в холле – кругом новый мрамор – в ожидании лифта. Думает уже об Эдварде, о Наташе Омсен. Об этой истории. Опасная информация взрывается как бомба, разрывая в клочья ткань общественной жизни. Он чувствует, как начинает бушевать адреналин. Двери лифта закрываются. Ага, вот оно, его дело. Оно самое. Война.

Он уходит из офиса на два часа раньше обычного. День клонится к вечеру, полупустой поезд на Гатвик. Место у окошка в самолете. Слабый чай и кусочек шоколада с картинкой альпийского пастбища на обертке. И вдруг его подбрасывает. Он парит над миром, твердая земля уходит вниз за пелену тумана и пара, и эта мысль поражает его как реактивный снаряд. Бах. Вот оно. Есть только это. Больше ничего нет.

Беззвучный взрыв.

Он по-прежнему смотрит в окошко.

Есть только это.

Это не шутка. Жизнь не шутка.

Она ожидает его в зоне прибытия, держа айпад с его именем на дисплее, хотя по фотографии на его сайте она знает, как он выглядит, и подходит к нему, улыбаясь, пока он стоит перед шеренгой водителей с их хлипкими табличками.

– Джеймс? – спрашивает она.

Разница в росте значительная.

– Вы, должно быть, Полетт.

У нее шрам – да? – на нижней губе, маленький бледный рубец, чуть ли не по центру. Следует рукопожатие.

– Добро пожаловать в Женеву, – говорит она.

А затем шоссе – на сваях, сквозь туннели. Франция. Низкое солнце на его щеке. Свежий вечерний свет.

Она говорит:

– Значит, завтра.

– Да. – Он что-то высматривает за окошком, что-то, движущееся в золотисто-зеленом свете. Повсюду, куда бы ни смотрел, он видит деньги.

– Я организовала встречу с ними на площадке, – сообщает она.

– Отлично. Спасибо. – Она исполнительна, он это знает. Она оперативно отвечает на его письма, и ее ответы полностью его устраивают.

Поначалу он разговаривал с Полетт по-французски, пока шел за ней из зоны прибытия. Она же отвечала ему по-английски, и в первые минуты они ощущали неловкость, обращаясь друг к другу на неродных для себя языках.

Безупречный поворотный туннель – звук такой, словно к уху приложили огромную ракушку.

А затем снова долгие сумерки позднего лета.

Он интересуется по-английски:

– Какой будет погода? Завтра.

Это важно, погода может иметь значение.

– Как сейчас, – отвечает она. – Идеальная.

– Это приятно.

– Я устроила это для вас.

Это звучит слегка нелепо – то, как она сказала это.

Он устало улыбается.

Перестает улыбаться.

Передвигает ноги по коврику.

– Что ж, – говорит он после затянувшегося молчания, – спасибо вам.

Дорожное движение клонит его в сон.

Пышное зарево на всем. Зеленые склоны возносятся к небу, озаренные вечерним густо-золотым светом.

Жилой комплекс Les Chalets du Midi Apartments[44] включает двенадцать совершенно новых квартир в одной из самых чудесных долин во Французских Альпах. Имеется широкий ассортимент одно-, двух-, трех– и четырехкомнатных квартир по цене от 252 000 евро без НДС, расположенных в центральном районе в оживленной и популярной деревне Самоен. Самоен – это очаровательная французская деревня со множеством магазинов, ресторанов и баров…