это должно было сработать на уровне рефлекса! Дама такого ранга, как Смульская, как только Вика к ней полезла, развернулась бы и сказала: «Так, дорогая моя, если еще раз я тебя увижу в радиусе километра от себя и от своего мужа, ты немедленно вылетишь из института». Для гарантии шепнуть пару слов секретарю парткома или комитета комсомола, и с Ткачевой провели бы такую беседу, что она надолго забыла бы о мужиках вообще и о Борисе Витальевиче в частности.

— Они объясняют так, что не хотели афишировать роман Смульского со студенткой.

— Тоже принимается, но с оговоркой. Во-первых, у него был огромный козырь — он с ней не спал.

— А как бы он это доказал, интересно? У нас есть заключение судмедэксперта, а когда Вика была жива, тут его слово против слова девушки.

— Ваша правда, но учтите еще один тонкий момент. В высших слоях нашего общества распространена некая кастовость, такое, я бы сказала, ложное чувство локтя. Когда им требуется друг друга подсидеть, действительно выплывают на свет божий любовницы и прочие грешки, а когда пирог поделен, все в порядке, то тут элита реагирует на подобных Вик как организм на занозу, то есть отторгает. Будет еще какая-то чернавка лезть в наши прекрасные ряды, вот еще! Нет, Ира, это чрезвычайно странно, что Вика безнаказанно терроризировала благородное семейство Смульских столько времени. Впрочем, это все еще воздушные петли. Итак, накидываю следующую: почему о нападении на мадам Смульскую не знала не только милиция, но и вообще никто? Почему она не поделилась со своим шофером? Ну хорошо, допустим, ты хочешь сохранить в глубокой тайне печальный факт, что муж твой ловелас, но ведь совсем не обязательно посвящать в подробности, достаточно сказать «дорогой Вася, на меня недавно хулиганье напало, будь добр, провожай меня, пожалуйста, до квартиры, не сочти за труд, а то я боюсь». Это же проще, чем напрягать мужа. Что за сверхъестественная деликатность к обслуге?

Ирина пожала плечами.

— Вот именно, Ирочка, как объяснить, что сумасшедшая девушка преследовала целую семью, подсылала бандитов как минимум дважды, а никто из незаинтересованных лиц ничего не слышал и не видел.

— Почему как минимум?

— Потому что я сильно сомневаюсь, что мать и дочь Смульские ежедневно отчитывались Вике, во сколько планируют вернуться домой. Даже по теории вероятности верные рыцари должны были разок-другой вхолостую съездить, и кто-то обязательно бы срисовал, как они караулят у парадной.

— Если они вообще существовали, — буркнула Ирина, — эти рыцари. Ведь все твердят, что у Вики не было друзей.

— Так именно что! Вообще обратите внимание, насколько абстрактны показания свидетелей на этом процессе. Канва сюжета выверена, но как доходит до конкретики… — Гортензия Андреевна покачала головой, — сразу не помню, не знаю. А ведь именно детали придают убедительность и достоверность произведению. Хоть бы сказала, что у одного нападавшего был большой нос, а у другого усы, и то я бы поверила, так ведь нет. Но это все домыслы, а теперь ловите факт: на дверях парадной Смульских установлено такое новомодное изобретение, как кодовый замок. Я специально сегодня по дороге с электрички сделала крюк и посмотрела.

— Ну вы даете, — восхитилась Ирина, — только это ничего не доказывает. Как раз могли установить после нападения на дочь.

— А вот и нет! — азартно воскликнула Гортензия Андреевна. — Я узнала у собачников, замку уже год.

— Ну тоже слабенький аргумент. Всегда можно мимо такого замка пройти вместе с кем-то из жильцов.

— Вам можно, но не двум парням подозрительного вида. И потом, если бы их кто-то запустил в подъезд, то этот кто-то сейчас свидетельствовал бы в суде. Хоть какая-то привязка к реализму, а пока сплошные сказки. Вы учтите, пожалуйста, что Смульские обитают не в многоэтажке на Юго-Западе, а в центре, в хорошем доме, где по две квартиры на этаж и живут приличные ответственные люди, которые заботятся о своем быте и безопасности.

Кисло улыбнувшись, Ирина заметила, что Гортензия Андреевна, пожалуй, права.

— А вот вам еще крошечка реальности, — продолжала учительница, — вы знаете, я имею кое-какие связи в мире педагогики, в том числе и среди сотрудников школы, где училась Вика. Так вот. Во-первых, я по-свойски потрещала вчера в перерыве с директрисой, и странный эпизод с мемориальной доской получил вполне разумное объяснение. Планировалась торжественная церемония на Седьмое ноября, и возлагать цветы к мемориальной доске выбрали не Вику, а совсем другую девочку. К сожалению, ветеран, который должен был произносить речь, то ли умер, то ли попал в больницу, и церемонию отменили, а цветы остались и начали увядать. Тогда директриса вызвала Вику и приказала ей без всякой лишней помпы самой отвезти цветы к мемориальной доске по принципу чтобы не пропадали. Ткачева обиделась и отказалась, и, откровенно говоря, на ее месте я поступила бы так же.

— А я бы, наверное, возложила эти цветы к первой попавшейся на пути помойке, — вздохнула Ирина.

— Ах, молодое поколение, цинизм и лицемерие вам имя… Ладно, продолжим. Как вы помните, Ирочка, главной моей задачей на вчерашний день являлся кубок, но, когда он был приобретен, у меня осталось еще немного времени до электрички. Я успела позвонить из автомата одной старой приятельнице, которая дала мне телефон бывшей учительницы из Викиной школы. Та, хоть старше моего и уже год как на пенсии, прекрасно помнит ученицу Ткачеву. И охарактеризовала ее действительно как тихую и одинокую, но при этом очень добрую и отзывчивую девочку. Понимаете?

Ирина только вздохнула.

— Вы можете возразить, что у бабки маразм, — улыбнулась Гортензия Андреевна, — и будете правы, поэтому я, чтобы не быть голословной, поеду сейчас в школу, поспрашиваю людей.

— Сейчас каникулы, вряд ли вы кого-нибудь найдете.

— Ирочка, это же интернат. Не всех детей забирают на лето, потом, наверняка работает летний лагерь. Кого-то найду, не педагогов, так воспитателей, об этом не волнуйтесь. Подумайте лучше о том, зачем Смульские нагородили такую грандиозную ложь.

— Да просто решили мотив сделать поубедительнее, вот и все.

— Опорочить жертву дело, конечно, верное, — вздохнула Гортензия Андреевна, — парадигма «сама виновата» вызывает в народе горячий отклик, но вы не находите, что Смульские слишком уж старались?

— Просто преувеличили немного, — пожала плечами Ирина.

Гортензия Андреевна взглянула на нее строго, как на отличницу, внезапно посадившую огромную кляксу в пропись:

— Преувеличили немного что?

— Что?

— Что именно они преувеличили? Любовь, ненависть, что? Если Вика не преследовала Смульских, что заставило Бориса Витальевича сорваться к ней и затеять скандал прямо во дворе?

— Если мы доверяем показаниям соседа… Мы же доверяем?

Гортензия Андреевна