Кентавр, бросив на нее косвенный взгляд, подошел и, наклонившись, стал придирчиво осматривать ветви.

– Не хватает березы, рябины, калины, бузины, тополя, вереска, дрока и виноградной лозы, – сказал Мирон. – Ну а дуб и плющ у нас под рукой, – добавил он и, сорвав ветвь с дуба, вытянул плеть обвившего дерево плюща.

Циклоп отправился за недостающими представителями флоры деревьев. Когда все ветви оказались в наличии, кентавр одним движением руки, направленным книзу, обнажил от листвы ивовую ветвь, а потом ветвь за ветвью оголил все остальные. И, преломляя вицы каким-то замысловатым образом, сделал так, при помощи ответвлений, идущих от центральной ветви, что получились какие-то странные древовидные знаки, похожие на таинственные буквы лесного алфавита.

После завтрака кентавр созвал всех к дубу. Поликарп, Александр и Елена сели полукругом. Мирон водрузил на свою голову венок из плюща, в который вплетены были ветви кизила со спелыми багровыми ягодами, и, сложив длинные руки на груди, начал так:

– Друзья мои, кто тот неведомый прохожий, проникший в распахнутую дверь, которая волею судеб находится на перекрестке двух миров, задал вчера вопрос мой сын и ученик. Ты, сын мой, – обратился он к циклопу, – сразу определил своим внутренним взором, что это не человек. Ты живешь в безлюдных, гм, вернее, пустынных местах. Хотя ты и сомневался в своем предчувствии, как это свойственно тебе. Я думаю, что это и не циклоп, и не кентавр, и никто из тех, кого мы можем себе вообразить. Прежде чем попытаться ответить на вопрос, кто это может быть, расскажу вам о том, что я увидел, оказавшись по эту сторону.

Выбив руками крышу построенного Поликарпом сооружения, назовем его хоть дольменом, ваш покорный слуга оказался в гористой местности, поблизости от человеческого жилища, стоящего по-звериному на четырех каменных лапах. Я огляделся в поисках сына моего, запахом которого все там было пропитано, но его нигде не было. Обратив свой взор на восток, откуда должно было явить свой лик дневное светило, я увидел в горе Божественная Овца, о которой сын мне много рассказывал, черную дыру, про которую Поликарп ничего не говорил. И тут я услышал перестук, похожий на стук копыт многочисленного табуна, но, сколько я ни глядел, ни лошадей, ни кентавров не увидел. Но, присмотревшись, я заметил, как в глазницу горы невидимая рука втыкает гремящий железный кол! И он входит туда весь – и скрывается во тьме. О, Божественная Овца! О, бедная, бедная, бедная гора! Приблизившись, насколько возможно, через какое-то время я мог наблюдать, как этот чудовищный кол Некто вытаскивает из глазницы обратно, и, видимо, усилие столь велико, что сопровождается оно чудовищным криком, какого испугался бы сам Пан. Известно, что даже титаны не могли выдержать его крика и бросались врассыпную. Что же говорить обо мне, простом смертном. Услышав сей вопль, я бросился бежать сломя голову и бежал не останавливаясь, пока не ворвался в эту густо увитую лавром пещеру, показавшуюся мне подходящей для того, чтобы дожидаться в ней смерти на Кавказе.

Во время этого рассказа бабушка с внуком, как ни старались, не могли сдержать смех. Поликарп, с укором взглянув на них, сказал:

– Да, сам Улисс не мог бы действовать ловчее, чем этот Некто… Отец, я не хотел вам рассказывать о железных плодах здешней цивилизации, чтоб не расстраивать вас понапрасну, и…

– Я понимаю, – сказал Кентавр, – что, возможно, этот железный кол называется совсем по-другому и служит еще для чего-то. Я даже догадываюсь, для чего. Но для Божественной Овцы он именно то, о чем я говорил: кол, входящий в глазницу и причиняющий боль. И вот я боюсь, что все дело как раз в горе, вернее, в ужасе горы.

– Как это? – удивилась Елена. – Мы разыскиваем убийцу тети Оли Учадзе, а при чем тут гора? И ужас горы? Ведь поезд, который входит в тоннель, – это такое обычное дело…

– Обычное для вас, но не для Божественной Овцы! – поддержал отца Поликарп. – Боюсь, что он прав. Нельзя было трогать Божественную Овцу. Надо было рыть тоннель в другом месте.

– Да, – кивнул кентавр. – Видимо, когда дверь снова открылась, ужас проник сквозь глаз дольмена к нам и достиг кого-то, кто откликнулся на зов горы. Кто-то принял обиду, нанесенную Божественной Овце, слишком близко к сердцу. Кто-то, кто очень похож на Божественную Овцу.

– Разве горы могут ходить? – удивился Саша. – Это что-то новенькое!

– Всякое бывает, – усмехнулся Мирон, поглаживая бороду. – И потом, разве я сказал, что это гора?

– Погодите, – вмешалась Елена. – Давайте вернемся немного назад. Как же открылась дверь в ваш мир? Почему она снова открылась? Ведь вы говорили, она была заперта?

– Прежде чем узнать, как открылась дверь, давайте подумаем, кто ее запер? Кто сумел запереть дверь с вашей стороны так, что Поликарп не мог больше проникнуть на Кавказ? Мне показалось, что это не человек, человеку такое не под силу. И, конечно, не зверь. Я думаю, что это – растение. Только тот, кто всегда остается на одном месте, а не ходит по земле на своих двоих, или четырех, или на шести, способен на такое. Растение-страж, которому не нужна смена караула, который не уйдет со своего поста ни под каким видом, ни при каких условиях. И это должно быть растение, которое живет не один год, а гораздо дольше. То есть это не трава. Наверное, и не кустарник… Я предполагаю, что это дерево. Услышав же, как прекрасноволосая давеча сказала, что подле дольмена росла ива, то есть она там больше не растет, я понял, какое это дерево. Я не знаю, случайно ли выросла у входа в дольмен ива или кто-то специально посадил ее, с тем чтобы запереть дверь, но только дверь дерево Гекаты держало на запоре.

– Как-то это все-таки странно! – воскликнул Саша.

– Ничего странного, – пожал плечищами циклоп. – Все знают, что сезам, или сим-сим, или по-другому кунжут, способен открывать двери. Кунжут отпирает, а ива запирает. Ничего странного.

– Вот именно, – кивнул кентавр, – по эту сторону двери, у самого порога, выросла ива – и заперла дверь на замок, вот отчего ты, Поликарп, не мог попасть сюда, к своей Медее. Трава отпирает дверь, дерево запирает. Когда дерева-замка не стало, в дверь стало можно войти, как прежде. И мой сын вошел. Но этого мало, дверь оказалась распахнута настежь.

– Будто над ней повесили табличку «Добро пожаловать», – уточнил циклоп, вздыхая.

– Почему же это случилось? – спросил Саша.

– Потому, – ответил Мирон, – что, если одна трава отпирает, может отпереть и другая.

Елена молчала, замерев и опустив голову. Она уже поняла, на что намекает этот непарнокопытный пришелец. Прометеева трава – вот то, что распахнуло, по мнению кентавра, дверь, прометеева трава открыла путь чудовищам! Настой травы в серной воде, который был помещен в молоко киммерийских коров, а затем этим молоком плеснули прямо в круглый вход. И сделала это она, Елена. Ива тоже помолодела по ее милости и не могла уже держать дверь на запоре, да и росток ивовый она выдернула, в конце концов. Все она, она одна виновата. Наделала делов!

– Не время казнить себя, – сказал кентавр, бросив на Елену пристальный взгляд. – Дверь открылась: мы с Поликарпом поочередно смогли войти, хотя нас никто не звал. И вошел тот, кто решил, что его зовут. Тот, кто спешил на помощь. Тот, кто все понимает по-своему. Мы все виновны в том, что произошло. И, добавлю я, произойдет. Потому что, кажется, может произойти нечто ужасное, на ваш взгляд. – Кентавр взглянул на Александра. – И, видимо, мы должны сделать все, чтобы этого не произошло.