Энджел немного приподнялась, прислонившись к плечу Мойо. Каким же должен быть ее первый шаг? Начнем, пожалуй, с самого места…

Мойо вела тебя сюда, в питомник. Она знала, что это хорошее место. Она знала, что тебе нужно именно сюда.

Энджел представила, как помогает Ндиси с готовкой, ощипывает канга для рагу и закладывает мясо в холодильник. Все это она умеет делать. Она может оказаться настолько полезной здесь, что Джордж Лоуренс и Ндиси очень быстро забудут, как они могли управляться без ее помощи.

Она постарается быть как можно более вежливой. Не будет говорить с ними о Лауре. Не будет плакать и грустить. Ей нужно доказать им, что она взрослая и самостоятельная, иначе они не захотят оставить ее у себя. Она чуть было не испортила все во время ужина, когда разговор зашел о лихорадке. Перед ее глазами всплыло воспоминание о Лауре — о том, как она старалась не касаться своей запачканной кровью одежды, в то время как слезы текли по ее щекам и она не смела вытереть их рукой. Сердце Энджел готово было разорваться, а к глазам подступили слезы. К счастью, именно в этот момент Малышка залезла Джорджу на колени. Как будто животное почувствовало, что нужно отвлечь внимание людей и разрядить обстановку.

Энджел опустилась чуть ниже, стараясь расслабить тело. Пока что она делает все правильно, сказала себе Энджел. Все еще возможно. Девочка мысленно рисовала картины, представляя, как она приведет сюда верблюдов. Нужно будет приучить Мойо и детенышей к тому, что Мама Киту и Матата — члены семьи, а не потенциальная жертва. Энджел не сомневалась, что это возможно.

Но, несмотря на кажущуюся реалистичность этого плана, девочку не оставляло беспокойство. Глаза никак не хотели закрываться. Она продолжала вглядываться в темноту, стараясь понять, в чем загвоздка. Наконец она поняла, в чем дело, и от этой мысли ей стало не по себе. Ее прекрасный план не сработает. Она не сможет оставаться здесь с Джорджем Лоуренсом, Ндиси и львами. Воспитание детей — женское занятие. Люди в окрестностях скоро узнают о том, что она здесь. Они станут интересоваться, почему у нее нет ни мамы, ни тетушек. Они начнут говорить, что о девочке никто не заботится как следует. Рано или поздно кто-нибудь сообщит в полицию или смотрителю заповедников. Энджел задумчиво смотрела перед собой. Ей стало страшно от мысли, что, если это случится, ее обязательно отправят в Англию, к тому дяде, о котором рассказывала Лаура. Энджел предусмотрительно выкинула паспорт, но это не значит, что никто его не нашел. Отчаяние охватило ее подобно тому, как хищная птица, падая сверху, хватает свою жертву.

Нужно во что бы то ни стало найти способ остаться здесь. Размышляя над этим, Энджел снова перевела взгляд на костер. В этот самый момент Эмма подняла голову, и в свете поднимающейся луны черты ее лица предстали каким-то особенным образом. Энджел смотрела на нее, как будто видела впервые. И тут ее осенило: единственный человек, кто сумеет ей помочь, — это Эмма. Она может принять ее как свою дочь. В деревнях это в порядке вещей. Если у какой-то женщины слишком много детей, а у ее сестры — не очень, то тетка выбирает понравившегося племянника и выкармливает его как собственного ребенка у себя дома. Если все остаются довольными, то ребенок остается жить у тетки насовсем. Эмма может продолжать жить на станции вместе с мужчиной-масаи. Все, что Энджел нужно будет делать, — это время от времени приезжать на станцию и иногда появляться вместе с Эммой на людях в деревне. Или же Энджел может жить вместе с ними на станции и навещать Мойо. И верблюдов не придется переселять. Выработанный ею план понемногу обретал реалистичные черты.

Энджел внимательно посмотрела на Эмму, и в ее душу закралось сомнение. Слишком уж часто на лице этой женщины появлялось серьезное выражение. Она не была похожа на человека, который любит смеяться. И она всегда казалась страшно занятой, даже когда ничего особенного не делала. У нее, возможно, слишком много забот и без Энджел. Еще одна невеселая мысль пришла в голову девочки. А что, если Эмма не любит детей? И ей не нравится она, Энджел? Ведь далеко не все люди похожи на сестер милосердия, которые готовы принять кого угодно и когда угодно.

Стараясь не потревожить Мойо, Энджел осторожно привстала и поменяла положение, чтобы лучше видеть лицо Эммы. Она свернулась калачиком, подложив руки под щеку, и начала пристально вглядываться в бледное лицо Эммы. Она вспомнила одну интересную вещь, которую ей однажды рассказал Зури.

— Если ты, перед тем как заснуть, будешь смотреть на кого-то, — говорил он, — то ты возьмешь его лицо в свой сон и будешь хранить внутри себя. А когда этот человек проснется, то он первым делом подумает о тебе и захочет с тобой подружиться.

Зари говорил это с такой же уверенностью, с какой он умел рассказать обо всем, что происходило ночью, по следам, оставленным возле хижины. Энджел не сомневалась, что он говорил правду.

Она лежала и смотрела на Эмму, стараясь подметить каждую черточку ее лица и фигуры, прислушиваясь к нежному звуку ее голоса, и впитывала в себя все эти впечатления. И только когда у нее появилась уверенность в том, что она может представить все это в своей голове, Энджел позволила себе медленно закрыть глаза и уснуть.

Эмма стояла возле входа в загон, где жили два осиротевших львенка — Билл и Бэн. Вглядываясь сквозь проволочную сетку, она смотрела на голую землю с редкими затененными участками. С ветки дерева свешивались качели, сделанные из старой автомобильной покрышки. Рядом валялся забытый всеми, видавший виды мяч, сшитый из кусков брезента. Тут же лежала старая пожеванная корзина. Посередине этого пространства, как будто в своих законных владениях, лежали львята. Они еще мирно спали при свете мягкого утреннего солнца, так тесно прижавшись друг к другу, что издалека напоминали одно большое мохнатое животное.

Энджел держала в руках две бутылки с молоком. Она только что искупалась, приняв «душ бушмена», — так называл придуманную им конструкцию Джордж: бак с небольшими дырками в днище, который наполнялся горячей водой и подвешивался к дереву. Ее мокрые волосы, лежавшие на плечах, теперь казались темнее и длиннее. Энджел переоделась в чистую одежду, которую Эмма привезла со станции. На этот раз штаны и туника были не однотонными, а из ткани светло-радужных оттенков. Эмма удивилась тому, как изменился внешний вид Энджел благодаря цветной одежде. Глаза девочки казались более голубыми, а кожа — более светлой. Когда она вышла из душа, держа грязную одежду в руках, Мойо вместе с львятами настороженно посмотрела на нее, словно на секунду усомнилась в том, что это была Энджел.

Энджел протянула одну из бутылок Эмме и сказала:

— Держи бутылку донышком вверх, чтобы они не втягивали ртом воздух.

— Ты это раньше уже делала? — Эмма удивленно вскинула брови.

— У сестер милосердия. Иногда я помогала монахиням кормить младенцев.

Эмма взглянула на девочку. Ей не терпелось задать Энджел кучу вопросов, но она заставила себя промолчать. Эмме не хотелось расстраивать девочку тяжелыми воспоминаниями о ее матери. С самого утра Энджел вела себя на удивление дружелюбно и спокойно. Казалось, она уже привыкла находиться рядом с едва знакомыми людьми. Вернее сказать, она выглядела более самостоятельной и уверенной в себе. Девочка сама спросила, где она может помыться, а потом отвергла всяческую помощь с баком. Энджел также попросила йод и бинты и мастерски обработала рану на ноге. Во время завтрака она так активно помогала накрывать на стол, а после еды убирать грязную посуду, что у нее едва хватило времени, чтобы съесть что-нибудь самой.