было то самое свободное плавание, подобие которого тщетно мечталось испытать в творчестве, когда безо всяких ограничений, без цензуры, сроков и запретов, в тишине и спокойствии, в полной безмятежности, правдиво и гордо, практически как буревестник, который реет. Ночами, под высоким бархатным небом с подмигивающими звездами, будоражащим шепотом прибоя, среди восхитительных природных запахов, человечьи, а точнее, писательские чувства обострялись, становясь более пряными и накаленными и приближаясь по ощущениям к первобытным. Ночи были знойными, греховными и обещающими скандалы дома после нереста, но в тот момент это в расчет не принималось – натура творца требовала размаха и накопления новых впечатлений, подчас на грани.

В общем, отдых на то и отдых, пользовались, как могли, общением, природой и всяческими благами. Раз в два-три дня даже ходили в общественно-писательский душ – роскошь по тем временам, – и то подгадывая, чтобы у корпуса номер 19 не собиралась большая очередь, ведь он был единственный, куда подавали дефицитную воду. Во все остальные домики воду гнали только техническую, для туалета. С жидкостью вообще в этой красивой степи была напряженка, вечный сухостой, хотя парк каким-то невероятным образом выжил.

Раз в день, после завтрака, Катя бегала на почту за письмами от Дементия. Они приходили исправно, словно их написание входило в солдатский распорядок дня: в семь подъем, в восемь физзарядка, в девять завтрак, а после всяческих проверок, информаций, подготовок и занятий как раз короткое, но прекрасное времечко для личных потребностей солдата. Именно тогда и строчились нежные юношеские письма ни о чем, ежедневные, убористым почерком, наивные и восхитительные. Все их Катя внимательно прочитывала, иногда по несколько раз, чтобы понять все-таки их бессмысленный смысл, и аккуратно складывала одно к другому себе в чемодан.

Подарок из Франции

Месяц военных сборов подходил к концу, как и месяц лежания у моря. Возмужавший от марш-бросков, ранних подъемов и хождения строем, Дементий соединился наконец в Москве с подрумянившейся и похорошевшей Катериной. И сразу навис вопрос об организации свадьбы. Заторопили друг друга родственники – Дементий с Катей были, в общем-то, еще почти дети, что с них возьмешь.

– Рано, конечно, отдаем, – вздыхала Алена, – ни житейского опыта, ни собственного гнезда, ни своего взгляда на жизнь, дети детьми… Просто так не хочется, чтобы она тратила время на неправильных людей. Хотя парень он вроде хороший.

– Ну что ты, Аленушка, – успокаивал жену Роберт, – вспомни нас. Пусть начнут, а там видно будет.

– Правильно, Аллуся, не встревай в процесс, – подытожила Лидка, – если это и будет ошибка, то ее, а не твоя и тебя винить будет не за что.

Организовали все быстро и, конечно же, по блату. Думали сначала про «Метрополь», но по особым причинам, о которых родственникам Дементия не сказали, перевесил ресторан «Прага». Дома же прекрасно знали, что Лидка мимо своих любимых рулетиков из ветчины с сыром не пройдет ни при каких условиях. А «Метрополь» чем удивит? Ну да, пусть у них самый лучший в Москве борщ, правильный, на квашеной капусте, с копченостями, но «где свадьба – и где борщ, я вас умоляю», объясняла Лидка на голубом глазу, хотя глаз у нее был зеленый! Поэтому, конечно же, победили рулетики.

А вскоре, как раз в срок, за неделю до торжества, позвонил Алекс, французский друг, встречайте, мол, гонца со свадебным платьем, а я прилечу прямо на торжество. Сначала передадут платье, туфли купить не успели, их привезут позже. Место встречи было, конечно, странноватым и необъяснимым – на Тверской, прямо у входа в мэрию, в десять часов вечера. От дома два шага. Роберт хотел было пойти один, но Катя тоже решила поприсутствовать при таком важном событии. Они зачем-то пришли раньше положенного и стали прохаживаться у витрин книжного магазина «Дружба», где продавали литературу только социалистических стран. Магазин этот был в свое время одним из Катиных самых любимых на районе, хотя литература соцстран как таковая ее, конечно, не интересовала, но прекрасные художественные немецкие альбомы, всяческие брошюры по рукоделию, а главное, модные журналы, которые раз в месяц сменялись на прилавке, приводили ее в полный восторг. Только здесь можно было найти польскую «Уроду», «красоту» по-ихнему, «Кобету и жиче» – это уже значило «женщина и мода», а еще журналы из ГДР, Венгрии и даже Югославии. Но последнее время она в магазин заходить побаивалась – вместе с вьетнамскими книгами в СССР, а точнее, в Москву, а еще точнее, на улицу Горького, в дом 15, завезли невиданных тараканов, совершенно непохожих на милых привычных прусаков. Тараканы были огромные, с палец, и… летучие. Поначалу они пикировали только с вьетнамской литературы на покупателей, но после осмелели и завоевали весь книжный социалистический лагерь. Катя даже наклонилась поближе к витрине, приникла, чтобы рассмотреть, выставлены ли тараканы на витрину или представляют Социалистическую Республику Вьетнам только в торговом зале.

– Ты чего там? – Роберт тоже заинтересовался витриной, глянул на книжки, но тут заметил, как к соседнему дому подошел неприметный, как в фильмах про разведчиков, мужчина, обвешанный красивыми иностранными коробками.

Все произошло быстро, скомканно и совершенно буднично. Коробки были вручены, где договаривались – у мэрии, прямо около ошарашенного милиционера.

– Вот, это вам, вы Крещенский, я вас узнал. – И сразу же откланялся.

Милиционер было рыпнулся к ним, но в последний момент почему-то передумал останавливать эту странную парочку. Катя отобрала у отца одну из коробок, чтобы моментально приобщиться к прекрасному. Она оказалась легкой, практически невесомой, хоть и довольно большой.

Алена с Лидкой ждали на лестничной клетке, прямо перед лифтом.

– Как вы долго! Я тут уже захирела от ожидания! На, посчитай мой пульс! – Лидка продемонстрировала Кате запястье. – По моим расчетам, минут пять как должны были явиться! – Тут она молниеносным движением отобрала все коробки и быстренько, походкой радостного пингвина, потащила их к себе в комнату.

– Ну подожди, куда ты, дай я все сразу примерю, – запросила Катерина.

Но было поздно. Лидка, как фея из «Золушки», одним взмахом руки вывалила содержимое самой большой коробки себе на кровать, которая моментально превратилась в огромное облако, только не кучевое, а перистое, ведь оборка по платью шла из самых что ни на есть настоящих перышек! Такое еще не встречалось никогда…

– Ах… – пронеслось эхом по комнате. – Господи, какая же это невозможная красота… Я видела такое только в кино…

Платье действительно было невообразимым, из белого набивного шелкового бархата, конечно же, в пол, да еще и с пышной нижней юбкой и легким, очень неожиданным треугольным пончо. По краю пончо