Релкин поморщился, представив себе Курфа, укладывающего вещмешок Базила. Что ни говори, а до опытного драконопаса этому пареньку еще далеко.

Перед уходом Лагдален постаралась утешить Релкина:

– Не вешай носа, все не так страшно. Рано или поздно все прояснится, а из темницы мы тебя вызволим очень скоро. Завтра ведь Празднество Туфель, и я надеюсь увидеть тебя за моим столом.

Прошел еще час, и в темницу явилась Эйлса, дочь Ранара, в сопровождении капитана Холлейна Кесептона и тетушки Кири.

Кесептон, муж Лагдален, тоже находился в Марнери в связи с делом Глэйвса. В настоящее время он был прикомандирован к полку, дислоцированному в форте Далхаузи, что в Кеноре, и получил краткосрочный отпуск для дачи показаний.

Увидев Релкина за решеткой, Эйлса огорчилась так, что едва не расплакалась. К величайшему ужасу и негодованию тетушки она просунула руки сквозь прутья, подтянула голову Релкина поближе и поцеловала его.

Возмущенную гримасу Кири девушка попросту проигнорировала.

– О, Релкин, – воскликнула она. – Что случилось? Что это значит?

– Тут замешана политика, Эйлса. Аубинасские интриги. Они пытаются поставить под сомнения мои показания. Все уладится.

– Но тебя обвиняют в нарушении Уложения.

– Какого-то туманного пункта, о котором я прежде никогда не слышал.

– Да, – подтвердил стоявший позади Кесептон, – пункт невразумительный и мало кому известный.

В глазах Эйлсы все еще стояли слезы, но она так и не заплакала. Будучи девушкой практичной, она понимала, что слезами горю не поможешь, и предпочитала не биться в рыданиях, а думать над сложившимся положением.

– Боюсь, что симпатии со стороны моей родни это тебе не прибавит, – промолвила она.

– Да, – согласился Релкин. – Тут ты права.

Почти всю весну – два с половиной месяца – он провел во владениях клана Ваттель, подыскивая место, где они с Эйлсой могли бы в будущем построить свой дом. Вместе с девушкой он навестил членов ее многочисленного семейства. Релкин изо всех сил старался угодить родственникам возлюбленной, но они принимали чужака холодно. Это до боли напоминало ему то, что произошло на далеком материке Эйго: он избавил арду от рабства, но этот народ все равно чурался его, поскольку он был бесхвостым. Точно так же и горцы не желали признавать Релкина своим, коль скоро ему не посчастливилось появиться на свет на холмах Ваттель Бека. Релкин не сдавался и верил, что рано или поздно сумеет завоевать расположение этих людей, но теперь положение осложнилось. Он понимал, что все случившееся – прекрасный козырь для старейшин клана.

– Лучше бы мне вообще не видеть этого проклятого золота, – промолвил Релкин, хотя и не совсем искренне.

– Хотела бы я над этим посмеяться, – со вздохом промолвила девушка, – да не выходит. Для нас теперь все очень и очень осложнилось.

– Но эти обвинения попросту нелепы. Им никогда не доказать, будто я сделал что-то противозаконное. Золото было ввезено открыто, все бланки заполнены, все налоги уплачены.

– Так-то оно так, но старейшинам, там, в наших горах, нет дела до того, виновен ты или нет. Они уцепятся за это обвинение с одной целью: заставить меня отказаться от мысли выйти за тебя замуж.

Он понурился:

– Должно быть, они думают, что я форменный сорви-голова, а?

– Релкин, ведь тебе не впервые предъявлено серьезное обвинение. Они наслышаны о деле торговца Дука.

– Ну и что, меня ведь не повесили, а оправдали. И с нынешним делом все образуется. Мы свяжемся с нашими друзьями на Эйго, и они подтвердят мою невиновность.

Эйлса сжала его руки.

– Я знаю, – промолвила она, а потом наклонилась и еще раз поцеловала юношу, не обращая внимания на возмущенное шипение за спиной. – Я люблю тебя, Релкин, кто бы там что ни говорил.

Холлейн с отсутствующим видом таращился в потолок.

В то же самое время далеко за морем, в маленькой комнатушке, расположенной в высившейся над имперским городом Андиквантом башне Ласточек, беседовали две Великие Ведьмы.

Лессис была задумчива: после того как императорский кортеж угодил в засаду, она предавалась размышлениям еще чаще, чем прежде.

– Он нанес удар гораздо раньше, чем я могла предположить, и едва не достиг цели.

Рибела кивнула. По возвращении из Аргоната Лессис еще долго ходила в пластырях и повязках. Хуже того: она выглядела подавленной, что совсем не было на нее похоже.

– Примерно в это же самое время Тересс отметила любопытную возню среди членов императорской фамилии. За некоторыми особами пришлось установить наблюдение.

– Он выбрал для своей атаки нас, именно нас, а не Чардху. Этого я не ожидала. На мой взгляд, используя его методы, сладить с чардханцами было бы проще.

– Полагаю, он любит трудные задачи.

Лессис посмотрела наверх:

– Что ж, будь он проклят, именно такую ему и предстоит решать.

Рибела заговорила назидательным тоном:

– Ваакзаам принадлежит к числу создателей мироздания, но его всегда влекли к себе окольные пути. Он выискивает слабые места в общественном устройстве и, раздувая тлеющие угольки недовольства, подстрекает к смутам и мятежам. Ну а когда избранный им мир растратит лучшие силы в братоубийственных войнах, он выводит в поле могучую армию и захватывает власть. Его комбинации разыгрываются столь хитро, что люди начинают осознавать истину, лишь когда становится слишком поздно. Жадность, завистливость и драчливость мешают им увидеть, что некто попросту использует их, дабы осуществить свой мрачный и величественный замысел.

– Но первый его удар не достиг цели. Должно быть, он разгневан.

– Должно быть. А гнев Ваакзаама Великого – не то, чем можно пренебречь.

– Второй удар он подготовит еще тщательнее, чтобы быть уверенным в успехе.

Рибела пошевелила в воздухе длинными пальцами.

– Мы не можем предотвратить каждый такой удар. В стране, к сожалению, существует множество политических проблем, и некоторые из них весьма остры.

– О да, прежде всего Аубинас! – Лессис редко давала волю своим чувствам, но теперь ее негодование прорвалось наружу. – И Арнейс! Арнейс, от которого не осталось бы даже названия, если бы легионы и спустившиеся вниз горские кланы не остановили великое вторжение. Но теперь там никто и не помышляет о благодарности: у всех на уме одна только нажива.

– Увы, жадность мужчин – это почти неодолимый инстинкт, который всегда будет таить в себе угрозу самому существованию Империи.

– Женщины тоже бывают жадными, Рибела. Этот порок присущ не только мужчинам.

Рибела фыркнула:

– Может, оно и так. Но мы в Дифводе считаем, что мужская жадность опаснее, ибо подкрепляется стремлением к господству. Оба эти инстинкта очень сильны, и подавить их весьма непросто.