Один из моих коллег говорит: «Открытый брак не работает. Наивно думать, что такое возможно. Мы уже пытались в семидесятых, и все закончилось полным фиаско». «Возможно, но и закрытый брак не застраховывает от катастрофы, – отвечаю я, – и моногамный идеал, которому не соответствует в реальности заметная доля состоящих в браке людей, тоже кажется мне достаточно наивной концепцией. По-моему, закрытый брак провоцирует нарушение обязательств и ведет к боли для обоих партнеров». Мой коллега, отличный семейный психотерапевт, тем не менее категорически убежден в необходимости сохранения верности в браке. С его точки зрения, эмоциональная верность требует и сексуальной верности, и никакие полутона здесь недопустимы.

Сегодняшний мир не слишком помогает нам соблюдать избранные нами же принципы. В нашей потребительской культуре мы всегда хотим чего-то большего: новее, лучше, моложе. А если это нереально, то нам нужно хотя бы больше того, что уже доступно, – разнообразия и яркости. Мы ищем вознаграждения за любое свое усилие и становимся совершенно нетерпимыми к неудовлетворенности. И мы не в силах остановиться и решить: «Ну, все, этого достаточно, лучше не нужно». Секс стал ключевой частью данной парадигмы: некоторые даже считают, что именно секс и порождает такое отношение к происходящему. Это платье, эта машина, эти туфли, этот крем, новая татуировка, накачанная задница – все перечисленное таит обещание более сексуально насыщенного существования. Мы убеждены, что сексуальное удовлетворение и личное счастье – неразрывные вещи. Земные наслаждения теперь повсюду, и мы считаем, что вправе присоединиться к этому пиршеству. Неудивительно, что в браке люди начинают чувствовать себя связанными. Верность и долг как будто бы не дают человеку доступа к разнообразию и удовольствиям.

Я не намерена оправдывать неверность или поощрять ее. Искушения существовали еще в те времена, когда Ева откусила от яблока, но так же давно существуют и запреты. Церковь всегда знала, как избежать искушений, и налагала епитимью на каждого, кто не смог устоять. Что же изменилось сегодня? Желания все те же, но теперь мы практически обязаны их удовлетворять – по крайней мере, до того, как свяжем себя узами брака: предполагается, что после мы откажемся от всего того, чего нам всячески рекомендовали хотеть. Моногамия держится особняком, как тот голландский мальчик из легенды, увидевший, что в дамбе, защищающей его город от Северного моря, течь, и заткнувший пробоину пальцем, чтобы попытаться устоять перед потоком бесконтрольного разгула.

Встречаются пары, предпочитающие не игнорировать тот факт, что запретный плод всегда сладок. Напротив, они противостоят угрозе, используя ее в своих интересах: «Я бы не хотела, чтобы он мне изменял, но я такой возможности не исключаю, и это поддерживает мой сексуальный интерес к нему», «Я могу представить, что в мире не осталось ни одного симпатичного мужчины, но это не делает наши отношения более надежными и уж точно не добавляет в них честности», «Моя подруга – красавица. Мужчины постоянно обращают на нее внимание и пытаются завести с ней отношения. Но она так легко и со смехом это прекращает, что я спокоен: она по-прежнему выбирает меня». Такие пары обсуждают друг с другом свои фантазии, читают вместе эротические журналы, делятся воспоминаниями. Они способны признать: да, приезжавший курьер очень сексуален. И компьютерный мастер, и продавец в дорогом магазине, и невролог, и жена соседа.

Селена и Макс дали друг другу право на флирт, но оба понимают, где предел, за который переступать нельзя. «Мы оба жадны до внимания. Я сразу чувствую себя гораздо лучше, когда вижу, что нравлюсь кому-то, особенно теперь, после рождения ребенка. А уж когда на Макса кто-то западает? О, мне кажется, что я иду домой с королем школьной вечеринки». Макс и Селена стараются сохранять позитив, но оба очень строго следят за соблюдением правил.

Эльза возвращается с конференции, и Джерарду всегда интересно, с кем она там встречалась. «Был кто-то интересный? Ты рассказала ему о том, какой у тебя фантастический муж? А пока ты рассказывала обо мне, ты с ним флиртовала?»

Венди всегда знала, что у Джорджа слабость к блондинкам. И в прошлый вторник она решила денек побыть блондинкой: надела платиновый парик и плащ и явилась без предупреждения к нему в офис, чтобы сводить его на обед. Он говорит: «Круто. Ребята подумают, что у меня роман». Венди за словом в карман не лезет: «Ну и пусть завидуют».

Все эти пары, каждая по-своему, признали возможность существования кого-то третьего. Они понимают, что партнер обладает собственной сексуальностью, у него свои фантазии и желания, в которых вовсе не всегда участвует их любовник. Когда мы подтверждаем свободу друг друга в рамках наших отношений, нас уже не так тянет искать свободу где-то еще. В этом смысле, допустив существование третьего, мы признаем, что отношения меняются и развиваются, и третий может существовать и оказаться вполне привлекательным. Теперь третий – не тень, а реальный персонаж, о нем можно говорить, шутить, играть с этим. Когда мы не боимся сказать правду, нам ни к чему держать что-то в секрете.

Вместо того чтобы подавлять свою сексуальность, такие пары признают вероятность существования третьего и этим добавляют красок в свои отношения. Что немаловажно, каждый начинает понимать, что не владеет своим партнером полностью. Нельзя относиться к партнеру как к данному нам раз и навсегда. В неопределенности кроется зерно желания. Кроме того, когда мы устанавливаем некоторую психологическую дистанцию, мы способны взглянуть на партнера с восхищением и вновь заметить то, что нам мешала увидеть привычка. И потом, когда партнер отказывает другим, он подтверждает, что всем на свете предпочитает нас. Мы признаёмся в своих тайных желаниях и готовы от них отказаться. Мы флиртуем и играем ними, но держим их под контролем. Возможно, в каком-то смысле это и есть зрелость: любовь не без страсти, но любовь, признающая, что есть и другие страсти, от которых мы отказались.

Есть много вариантов привлечь в отношения третьего, причем без секса вне брака; хотя некоторые способы все же предполагают физическую измену. Для большинства одно упоминание об открытых сексуальных отношениях – уже красный флаг. Немногие темы, связанные с долгосрочными отношениями, вызывают однозначно резкое неприятие. А что если она в него влюбится? А если он не вернется? Мысль о том, что, любя одного человека, вы занимаетесь сексом с другим, причем совершенно безнаказанно, заставляет нас вздрагивать. Мы боимся, что, преступив черту один раз, рискуем нарушить все правила. Возникает целая цепочка образов: беспорядочные отношения, оргии и прочий разврат. От полного падения спасают лишь стабильные отношения: они сдерживают наши собственные порывы. Это лучшая защита от нашей собственной неукротимой животной стороны.

Адам Филлипс пишет, что «моногамия – своего рода ключевое звено с элементами морали, через которое мы можем наблюдать за собственной озабоченностью». Из обсуждения периодического нарушения принципа моногамии рождается ряд вопросов. Всегда ли эмоциональная привязанность требует сексуальной эксклюзивности? Способны ли мы любить сразу нескольких людей? Бывает ли «просто секс»? Действительно ли мужчины в большей степени склонны к измене, чем женщины? Это первое, что приходит в голову, но вопросы не заканчиваются. Ревность – выражение любви или проявление неуверенности? Почему мы готовы делить друзей, а от любовника требуем безоговорочной преданности только и исключительно нам? Я не утверждаю, что нашла ответы на все вопросы. Но я думаю, что нам стоит взять под контроль свое романтическое настроение и поразмыслить над ними.