— Слышишь, Норт? Будь поосторожнее да старайся придерживать свой невыносимый язык!

— Ах, Кэролайн, ты…

— Немедленно замолчи!

Флеш, Норт и Оуэн добрых полчаса обыскивали спальню Беннета в полной тишине, если не считать храпа последнего. Наконец Флешу удалось обнаружить маленькую квадратную шкатулку, на которой стояли вечерние туфли Беннета.

— Хи-хо, интересно, что это тут? Норт открыл шкатулку.

— Письма. Не меньше полудюжины.

Он вытащил из пачки письмо и расправил тонкий листок.

— Гром и молния, да вы просто не поверите! И, вне себя от раздражения и разочарования, продолжал сыпать проклятиями, едва удерживаясь, чтобы не затопать ногами. Флеш взял у него письмо и, в свою очередь, прочитав, глубоко вздохнул.

— Что ж, рыбка сорвалась с крючка, не так ли?

— Да. Проклятие, значит, во время убийства он был в Лондоне.., если письмо не врет, конечно, а скорее всего, именно так оно и есть.

— Жаль, уж очень здорово он походит на преступника, — заметил Флеш. — Я возлагал на него большие надежды. И куда мы отправимся отсюда, милорд?

— Домой, в постель, Флеш. Завтра я женюсь.

Епископ Хортон из Труро обвенчал Фредерика Норта Найтингейла, барона Пенрита, виконта Чилтона с мисс Кэролайн Эйден Хендерсон Деруэнт-Джонс, старой девой, в десять часов следующего утра в гостиной Маунт Хок. Церемония продолжалась ровно восемь с половиной минут, из которых последние пять с половиной присутствующие провели с закрытыми глазами. Епископ молился. Он начал с восхваления метафорической свадьбы Адама и Евы, плавно и без запинок перешел к поистине христианской цели настоящего венчания и довольно долго распространялся о будущем потомков Норта и Кэролайн, которые, повзрослев, несомненно, если позволит Господь, отыщут себе таких же благородных супруг и супругов, как и предки. Кэролайн старательно прислушивалась, пока не обнаружила, что окончательно запуталась. О ком идет речь? И каких предков имеет в виду епископ, — тех, которыми когда-нибудь станут она и Норт, или уже давно пребывающих на небесах?

Когда епископ Хортон решил, что исполнил до конца долг христианина и служителя Божьего, он наградил новобрачных лучезарной улыбкой и попросил того из присутствующих, кому известно о препятствиях к этому блистательному союзу, выступить вперед. К общему облегчению никто, включая мистера Ффолкса, не пошевелился. После окончательного благословения епископа Кэролайн немного пришла в себя, по-прежнему, однако, ошеломленно сознавая, как необратимо изменилась ее жизнь за последние три минуты наставлений, пять минут молитв и прославлений бесчисленных поколений, как пребывающих в настоящий момент на земле, так и проживших долгую жизнь в супружеском блаженстве и ныне мирно почивших. После того как епископ закрыл Библию, Норт кивнул ему и поцеловал жену, едва прикоснувшись губами к ее губам. Церемония кончилась очень быстро.

Слуги Маунт Хок, все до одного мужчины, выстроились у одной стены гостиной, а обитатели Скриледжи Холл, в основном женщины, если не считать конюха Робина, стояли у другой. Кроме того, собралось много местных жителей, и среди них самые известные и выдающиеся — миссис Фрили, мистер Питри, сестра и брат Триты и Карстейрсы. Миссис Фрили, прикрывшись ладонью, не переставая, шепотом критиковала платье Кэролайн, цвет ее пудры, поспешность, с которой молодая пара обвенчалась, худобу невесты. И Норт, и Кэролайн, не говоря уже о гостях, склоняли каждое ее слово. Кэролайн по крайней мере была довольна мнением миссис Фрили по поводу ее наряда, сшитого из мягкого атласа цвета слоновой кости, простого и элегантного покроя, подхваченного под грудью лентой чуть более темного оттенка, в тон ленте, вплетенной в каштановые волосы, ярко сиявшие в солнечном свете, заливавшем гостиную. Глубокий вырез украшала льняная шемизетка оттенка слоновой кости. Лицо не было закрыто вуалью, зато голову украшал венок из белых роз. Невеста выглядела ослепительно счастливой — глаза сверкали, как звезды, а щеки разрумянились от волнения.

— Союз любви, — заметила Виктория Карстейрс мужу, наблюдая, как Норт, отступив от невесты, принимает поздравления. — Как чудесно!

— Скорее неуемное вожделение, если говорить о Норте, — возразил Рафаэл Карстейрс. — Его глаза чернеют, как грозовое небо, при одном взгляде на нее. Сомневаюсь, что бедной девочке удастся заснуть в эту ночь.., или в любую другую, по крайней мере весь этот год, да и следующий тоже.

— Его глаза и так почти черные, — покачала головой Виктория, слегка прижав ладонь к животу, где рос их ребенок. — Ты просто ужасно бестолковый и, кроме того, до сих пор мешаешь мне спать, а ведь клялся, что испытываешь ко мне не только мужскую похоть. Дал слово, что будешь меня обожать, и лелеять, и даже построишь пьедестал, на котором я смогу сидеть не менее двух ночей в неделю, так, чтобы ты смог поклоняться, и приносить жертвы, и обожествлять….

— Но это просто тошнотворно, Виктория. Нет, послушай меня! Естественно, я испытывал и испытываю вожделение к тебе. И вполне понимаю, что это такое, как, впрочем, и большинство мужчин. Что же до остального.., все это прекрасно, и чудесно, и дарит человеку куда больше счастья и радости, особенно если при этом его жена знает свое место, а ты, конечно, прекрасно сознаешь, где это самое место, — объявил Рафаэл, созерцая Викторию с поистине разбойничьей ухмылкой.

— Настоящий красавец, — заметила она. — Норт Найтингейл, я имею в виду.

— Довольно сносен, но не более. Ничего особенного по сравнению со мной. Ты говорила, что я самый красивый мужчина не только в Корнуолле, но и во всем Девоне.

— Разве? Что-то не припоминаю. Вот Норт — дело другое. Взгляни только на эти белые зубы, широкие плечи, мускулистую грудь! Он такой стройный и сильный…

— Виктория Карстейрс, не заставляй меня сделать то, о чем, безусловно, пожалеешь. Этого ты добиваешься? Виктория одарила мужа улыбкой сирены.

— Именно.

Рафаэл долго не сводил с нее глаз и, наконец выругавшись, отошел, чтобы поздравить новобрачных. Кэролайн разглядывала Норта, не в силах поверить, что он принадлежит ей, только ей, а все лишь потому, что Оуэн заболел и она спустилась в пивной зал дорчестерской гостиницы попросить о помощи и встретила его. Просто страшно подумать, как может какое-то случайное событие изменить жизнь навсегда. Да, но для нее это замечательное, волшебное событие! Наконец-то он ее муж! И всего-то потребовалось восемь с половиной минут!

Она пристально смотрела на его профиль, видела, как он смеялся над какой-то шуткой Рафаэла Карстейрса, и страстно желала коснуться его прямого носа, губ, так красиво очерченных, что ей хотелось целовать их, пока он не задохнется. О, что бы она не отдала, только бы притронуться сейчас кончиком пальца к его языку, ласкать Норта, пока не ощутит его жар, вкус его рта, ни вдохнет знакомый запах. Она внезапно увидела себя на берегу, с бесстыдно задранной юбкой и сорочкой, пока Норт стоял на коленях, лаская ее, гладя, целуя самые потаенные местечки. О небо.., неужели он когда-нибудь снова захочет сделать это?