– Это хороший знак, – рассмеялся Юра, и я обрадовалась.

«Какой у меня клевый, уверенный, неординарный мужчина» – подхалимски восхитилась я про себя. Он, безусловно, является центром притяжения в любой компании. Неординарный мужчина, поймав мой взгляд, приосанился. Вот ведь сила женского восхищения! Прямо страшно становится от осознания своих возможностей.

Таким образом, в новый месяц мы вошли как по маслу – жизнь стала донельзя прекрасной и удивительной. Как вообще, так и в частностях. Даже Юля не унывает. Поплачет – и снова в бой. Оптимистка.

Впрочем, стоило нам в этот месяц въехать как по маслу, тут же начались какие то дикие проблемы. Для начала пропал наш прекрасный дизайнер.

Не пришел в понедельник, после выходных, сволочь волосатая. Ладно, так уже было. Придет – выпишем «премию». А ведь знает, зараза, что мы все дизайна ждем, как манны небесной.

Потом водитель сбежал. Так я и знала. Ненавижу депрессивных мужиков, которые считают, что в жизни кому-то повезло и поэтому все у них хорошо, а кому-то не повезло и только поэтому все у них плохо. Не попали в струю, понимаешь! Бедолаги.

Нашему-то не повезло, конечно, понятное дело. А у нас такой тут жизнерадостный кипеш, что его из нашего коллектива вынесло как пробку. Некому сидеть с ним вместе, ныть и обсуждать, какие говнюки все кругом, и начальство и правительство, а вот он – замечательный, в окружении сволочей.

Без водителя, конечно, беда.

На пару дней застопорилась куча работы, потом нашли нового водителя. Но время, драгоценное время и нервы…

Потом пришла проверка ко мне в ресторан. Нашли посудомойку-иностранку без разрешения на право работы. Теперь нужны деньги, а их нет. Можно плюнуть, конечно. Ну, предупреждение дадут, штраф небольшой для первого раза, тем более что разрешение почти готово, документы сданы, справка о том имеется в наличии. Но посудомойку вышлют на родину. А она у нас с самого начала, самая трудолюбивая, добрая, веселая и вообще уже родная. Жалко. Директриса не справилась с задачей по вызволению документов. Хотят видеть Наталью Геннадьевну, лично. Меня то есть, а совсем даже не посудомойку. Вот, блин!

Пошла на разборки. Господи, сколько раз я плакала в разных учреждениях – уму непостижимо. Регулярно такое происходит. От злости, бессилия, невозможности говорить то, что думаешь, от унижения. Как правило, это срабатывает, и чиновники немного смягчаются. Не настолько, конечно, чтобы прямо так вот взять и отпустить, но все же становится полегче. Как мужики только выкручиваются? Не плакать же им.

Вот и теперь – взяли денег и отпустили. Немного. Но крови предварительно выпили ужас сколько. Тут, как правило, всегда соблюдаются некие пропорции: меньше денег – больше крови, меньше крови – больше денег.

В ТЦ мне тоже накатили, это, конечно, уже стало доброй традицией за последний месяц, – накатывать мне по понедельникам. Но сегодня накатили особенно – у игроков практически половина программы прошла, а цели всего лишь процентов на тридцать выполнены.

– Так ведь всегда и бывает, – пыталась отмазаться я, – вечно все затягивают, а потом в последнюю неделю не спят, не едят, бегают, как ошпаренные, и всё в конце концов успевают.

Тут меня ждал сюрприз.

– Нет, моя милая! – было сказано мне. – Это только в твоих программах так происходит. А вот Олег, например, когда координирует – у него все заранее сделано, а в последнюю неделю все бамбук курят и на лаврах почивают.

– Да ладно, не может быть, – я уставилась на Олега, который был координатором до меня.

– Да-да, – покивал он. – Факт. Это ты такая – все всегда в последний момент делаешь, героически спасая весь мир и свою задницу. А у меня без героизма, спокойно, поступенчато. Мне не нужно рвать жопу, доказывая себе и всему миру, что я герой. Мне это и так хорошо известно.

Я фигею! Пять лет координирую Игры и всегда пребывала в уверенности, что так бывает у всех. Даже не парилась. И вот – приехали. Что мне теперь делать? В офисе ТЦ на меня злы уже: я и правда не успеваю справляться со всеми своими функциями. Даже звонки принимаю порой поверхностно – лишь бы принять поскорее. А с ними же, с игроками, разговаривать нужно, сопереживать, чувствовать то, что они чувствуют. Видеть за их словами то, что даже они еще не видят. А я все время куда-то несусь.

Хорошо, я не я буду, если не справлюсь с Игрой. Да и со всей этой напастью. Мысленно стискиваю зубки.

Книга. Ох! Позвонил издатель, ласково спросил, намерена ли я ее сдавать в ближайшем обозримом будущем. Я что-то невразумительное мычала и блеяла.

Юля встречается с каким-то Сашей, хочет познакомить нас завтра, а со мной поговорить – сейчас. Я разговариваю. Потом разговариваю с Юрой. Потом с игроками. Пытаюсь вызвонить Родиона. Ругаюсь с директрисой ресторана. Потом с Лерой. Потом у меня спускает колесо, и я ловлю проезжающих мимо мужчин на предмет его замены. Потом уже практически наступает ночь, и я приезжаю в ресторан. Там меня ждут Леша с Миланой, чтобы обсудить вопросы по рекламе журнала и рекламы в журнале.

Милана сегодня почему-то особенно высокомерна. Я пока не могу понять, что же так влияет на уровень ее высокомерия. Видно, что-то происходит в течение дня, потому что она иногда ведет себя так, иногда по-другому. И понять заранее, прямо от входа в ресторан, что сегодня нас ждет, не получается.

Эх, была бы она в Игре, ей бы уже давно объяснили что почем. Но она не в Игре, и я переношу ее поведение молча, ибо я не уполномочена выступать в роли ее тренера – она об этом не просила.

Меня в таких случаях колбасит: я же привыкла говорить все, что я вижу и думаю. Мне за это деньги платят. А те, кому я деньги плачу, тоже слушать вынуждены, хочешь – не хочешь, я начальник. Подругам я тоже говорю все, что думаю, таков у нас альянс. Мы с ними видели, кого выбирали в друзья. А Милана мне не платила, и я ей тоже не плачу. И в подруги свои она меня не выбирала. Поэтому молчать приходится. Скоро чесаться, наверно, буду от этого и покроюсь коростой. Лопну, в крайнем случае. В общем, стресс.

Жизнь удалась, одним словом. Домой я пришла в два часа ночи. До трех по этому поводу ругалась с Юрой. Ну, может, не ругалась, но пререкалась. Все равно неприятно – только встречаться начали и уже собачимся. Ужас. Он еще и домостроевец?

Современные женщины к шести вечера не торопятся домой ужин готовить. У нас тут пробки на каждом шагу и дел невпроворот. Мы все деловые. У меня студентка одна так и написала в резюме: «Работаю деловой колбасой». Я тут же взяла на вооружение.

До четырех ночи мы занималась сексом. Ну а как же? Интересно, насколько нас хватит в столь интенсивном режиме?

Встали в восемь и пошли на работу.

И вот так всю неделю. Страшно. Пью ноотропил, чтобы меньше хотеть спать. Меньше спать не хочется.

Во вторник Родион тоже не пришел. И в среду. Телефон попрежнему «вне зоны доступа». Мы начали его искать. До четверга обзвонили всех, кто мог на него вывести. Его бывших коллег, друзей, партнера, с которым он над журналом работает, знакомых друзей, знакомых бывших коллег и знакомых партнера, имеющих отношение к дизайну… Никто даже не знает, где он живет. Никто у него не был. Вообще никто из общих знакомых и никогда. Представляю, какой у него дом.