— Я. В школе занималась. Даже в сборную города хотели взять. Но не взяли. Видно, способностей не хватило. А ты где-нибудь занимался? В детстве?

— В театральной студии при Голливуде.

— А сейчас хобби есть?

«Еще какое! Ни у кого в мире такого нет! Но, к сожалению, оно с грифом „сов. секретно“. Иначе отправят в психиатрический дом».

— Да. Я коллекционирую старинные пылесосы. Есть уникальные, царских времен, на дровах, есть попроще — бензиновые. Дорогое удовольствие, но приходится терпеть. Очень много места занимают.

Они выпили чая, продолжая болтать о подобной ни к чему не обязывающей ерунде. Вера вспомнила, как в детстве в деревне ее укусила за ногу щука, и она очень долго боялась купаться, как однажды ей пришлось срывать стоп-кран, чтобы забрать отставшего на станции пассажира, а потом долго отписываться. А Коля поведал о тонкостях японского театра Кабуки. То есть молодые люди нашли массу общих тем для разговора и точек соприкосновения.

Когда Вера вымыла чашки, он собрался с духом, чтобы огласить подготовленные тезисы. Поднялся и приблизился к ней на расстояние вытянутых когтей.

(Вера, я старый менеджер и могу предложить хорошую скидку как постоянному клиенту…)

— Вера. Не правда ли, что орхидеи в этом году расцвели рано? Одним словом… Я люблю тебя до слез, без ума тебя люблю. Так получилось.

Наверное, растерявшись, она хотела сказать, что он ее совсем не знает, что ей, конечно, это приятно слышать, но все это так неожиданно.

Но не успела.

В дверь позвонили. Как бывает в кино — в самый ответственный момент в жизни. Ни секундой раньше, ни секундой позже. По-снайперски — точно в десяточку.

— Ты кого-то ждешь?

— Вообще-то, нет. Может, соседка? — Вера направилась в прихожую.

«Ты-то не ждешь, — пробила Колин мозг дедуктивная мысль, — зато я жду. Привета от кандидата юридических наук. Пропасти ведь могли „академики“. Они спецы, в метре от себя не заметишь. И стрелять умеют через дверной глазок».

— Вера, подожди. Я открою.

Коля в тигрином прыжке догнал девушку и, мягко отодвинув, приник к глазку.

Подъезд, как и в большинстве городских домов, освещался естественным образом, через окна. Поэтому он разглядел лишь контуры стоявшей за дверьми личности. Но и этого хватило. Контур был характерным и узнаваемым.

— По-моему, это милиция, — прошептал безумный влюбленный, — в фуражке.

«Не исключено, за мной. После визита Вяземского в офис удивляться уже ничему нельзя».

Девушка тоже посмотрела в глазок и спросила:

— Кто там?

— Милиция. Участковый.

— Я, вообще-то, не вызывала. Может, вы ошиблись?

— Позднякова Вера Павловна здесь живет?

— Да, это я.

— Тогда не ошибся.

Вера, как требовала техника безопасности и правила приличия, сначала повесила цепочку и только потом повернула колесико замка. Участковый тут же предъявил в щелочку приготовленное удостоверение, личный номер и свисток. «Чечеткин Михаил Владимирович, — успел прочитать Коля, — капитан милиции».

Вера распахнула дверь. Участковый оказался не один, из темноты возникли еще два контура, тоже в форме с сержантскими лычками на погонах.

Чечеткин, держа руку на кобуре, быстро перешагнул порог и, оттолкнув Веру, решительно, но осторожно прошел в комнату. Бегло осмотрев ее, рысью метнулся в другую.

— Послушайте, в чем дело? — резонно возмутилась хозяйка. — Что вам надо?

— Лимонада, — ухмыльнулся один из сержантов, поправив висящий на плече короткоствольный автомат.

Растерявшийся Коляныч не знал, как себя вести — то ли бросаться грудью на автоматы, то ли дождаться объяснений. Он по-прежнему не был уверен, что визитеры прибыли не к нему. Участковый Чечеткин тем временем закончил рекогносцировку и вернулся в прихожую. Внимательно посмотрел на Колю и задал вопрос хозяйке:

— Это кто?

— Знакомый. Вы можете объяснить, в чем дело, в конце концов? Что за бесцеремонность? Я опаздываю на работу.

— Документы есть? — Участковый проигнорировал вопрос, повернулся к Николаю и протянул руку.

— Права.

— Будьте добры.

Коляныч, не протестуя, показал водительское удостоверение.

Наблюдая долгое время со стороны за работой силовых структур, он знал, что без нужды лезть в бутылку не стоит. Этой же бутылкой по голове и получишь.

Чечеткин с четверть минуты изучал пластиковый прямоугольник:

— А почему без очков? Тут написано — очки обязательны.

— Я же не за рулем.

— А, ну да. Техосмотр прошли?

— При чем здесь техосмотр? Вы б еще про аптечку спросили.

— Хм. Привычка. Извините.

Видимо, Чечеткин имел удовольствие служить в дорожной полиции и по какой-то причине был вынужден покинуть сию благородную службу. Скорее всего, по неуважительной. Добровольно кто ж оттуда уйдет?

— Что, в ГАИ работали?

— Да. Ушел. Петь люблю. А там не давали.

Он вернул Коле водительское удостоверение, после обратился к Вере:

— Вера Павловна, пройдемте в комнату. Разговор приватный.

— Я буду на кухне. Если что, кричи, — напутствовал Коляныч.

Вера кивнула и вместе с участковым прошла в комнату. Сержанты остались скучать в прихожей, шепчась про выставку импрессионистов, недавно прошедшую в Эрмитаже.

Певец из ГАИ. Еще одно маленькое подтверждение, что мир — это большая коммунальная квартира. Антон — Чечеткин — я — Антон.

Квартальный надзиратель секретничал с Верой минут пятнадцать. Может, хотел пообщаться и побольше, но девушка опаздывала. Коля пытался выстроить логичную версию, зачем органам понадобилась проводница, но ничего не выстроил. Слишком мало исходной информации.

Когда за правоохранительными структурами закрылась дверь, он, естественно, поинтересовался причиной их визита.

«Не твое собачье дело!»

— Спрашивал, не беспокоит ли сосед сверху. Много жалоб.

Вера ответила с неохотой, из чего шпион сделал вывод, что, скорее всего, она соврала. К тому же настроение у нее из солнечного превратилось в пасмурное. Коля не стал допытываться: пожелает — сама расскажет.

Во время поездки на вокзал она хмуро смотрела в окно машины и молчала. Коля хохмил на библейские темы, но Вера не реагировала. На стоянке он вновь попытался осторожно вывести ее на чистую воду:

— Вера, это, конечно, не мое собачье дело, но если нужна какая-то помощь… Порву любого.

— Спасибо. Ничего не надо.