– Бесплатно растолкую девочке, что ее ждет впереди.

– Ну, ты с ума сошла! – подпрыгнул Семен.

– «Голова зеленая, ноги бегут, а крапива в кармане», – огласила я текст. Затем, опасаясь, что Сеня включит шарманку и не даст мне выполнить благотворительную акцию, зачастила: – Юлечка, твоя жизнь круто изменится к лучшему, обретешь личное счастье…

– Про детей не говорите! – вдруг прервала меня сирота. – До жути надоели.

– Ладно, – согласилась я. И продолжила: – Выйдешь замуж за очень богатого человека, он тебя будет на руках носить…

– А я? – обиженно засопел папаша.

– Получишь полное материальное благополучие, – соловьем заливалась я.

– Правда? – с придыханием спросила Юля.

– Я вру только правду, – сказала я. – Забудешь все невзгоды…

– А я? – как заевшая пластинка, бубнил отец. – Я-то как?

– Надо только закончить школу, – вдохновенно вещала я, – на одни пятерки, поступить в институт…

– Не поняла! – заорала Юля.

– Постарайся отлично учиться, – улыбнулась я. – Ты умная девочка. Пусть папа освободит тебя от домашних обязанностей.

Юлия подбоченилась и повернулась к отцу.

– Слыхал? Мне нельзя убирать, стирать, готовить!

– Ее на учебу пристроить? – заморгал родитель. – Типа в школу?

Я сделала шаг назад.

– Девушка не посещает школу?

– Нет, – пожал плечами папаша, быстро раздавая подзатыльники хнычущим наследникам. – А зачем ей туда?

На секунду я онемела. Затем налетела на безответственного отца:

– Ну и заявление! Похоже, вы сделали из Юлии бесплатную прислугу. Неужели не стыдно? Лишаете девочку будущего!

– Она не ребенок, – рассердился папаша.

– А кто? – разозлилась я. – Слоненок? Ваша дочь обязана получить аттестат!

– Юлька моя жена! – закричал в ответ мужик. – Нарожала детей, специально каждый год по одному. Я не хотел столько, но она настаивала. Потому что не собирается работать, желает дома сидеть!

– Юлия ваша супруга? – ахнула я. – Сколько же ей лет?

– Двадцать шесть, – буркнул муж.

– Пять, – уточнила сирота. – Ты мужик, вот и обеспечивай семью. И не бреши насчет ребят. Первый и второй случайно получились, а третьего ты сам попросил. Мне они еще больше, чем тебе, поперек горла стоят. Только тупой думает, что с тремя спиногрызами дома легче, чем в офисе в тишине чаи гонять.

Я онемела, а мать семейства продолжала:

– Если говоришь, что я встречу богатого после института, то готова опять в школу ходить, чтоб аттестат получить. Павел мне круче готовки надоел. Пусть он с детьми остается, а я тебя послушаю.

Павел тут же сжал кулаки и двинулся в мою сторону.

– Сейчас получишь, цыганка чертова! Зачем Юльке голову заморочила?

– Это ведь шутка, – пискнула я. – Никто не может предвидеть будущее.

– Вот дура! – обругал меня Семен и остервенело завертел ручку шарманки.

Из ящика полились душераздирающие звуки, Петяша завыл, собравшаяся толпа засмеялась.

– Отдавай деньги, пока жива! – возмущался Павел.

Я быстро сунула ему две сторублевки, достав их из своего кошелька.

– Вот дура! – повторил Сеня. – Бери шапку, обходи народ, авось накидают нам с маманей на хлеб. Не стой! Пляши, юбкой тряси, монистой звени. Упустила клиентку, раззява!

Мне почему-то стало неловко. Хотя отчего бы мне конфузиться? Ассигнации, полученные от Юли и ее мужа, греют карман Сени, а вот я лишилась своих кровных.

– Топай по кругу, – шепнул Семен. И вновь завел: – Разлука-а-а, ты разлука-а-а…

Под фальшивые стенания сына Галины и очень музыкальное «пение» Петяши я начала обходить публику. В головной убор падали монетки, потом вдруг там очутилась пятитысячная купюра. Я в изумлении подняла глаза на расточительного слушателя и увидела Феликса Жановича, который с улыбкой смотрел на меня. Я попятилась, поставила миску на шарманку, быстро стянула юбку цыганки и, сказав Семену: «Спектакль окончен», – подошла к ученому.

– Вы, наверное, очень проголодались? – заботливо осведомился профессор, протягивая мне меню.

Я положила кожаную папочку на стол и попыталась объяснить ситуацию:

– Феликс Жанович, понимаю, что мой вид с шапкой в руке на фоне играющего на шарманке мужика вызвал у вас определенные эмоции, но, пожалуйста, поверьте, я не подрабатываю помощницей бродячего музыканта.

– Конечно, конечно, – закивал профессор.

– Семен и его мать временно живут у меня, они-то и занимаются уличным гаданием, – попыталась я ввести Маневина в курс дела. – Галя алкоголичка, сейчас в стадии запоя, и я согласилась помочь Сене собрать денег на обратную дорогу домой.

– Совершенно не сомневаюсь в том, что у вас доброе сердце! – воскликнул Маневин.

– Мною двигал простой расчет: чем быстрее жильцы получат нужную сумму, тем скорей покинут Москву. Было глупо устраиваться с музыкальным ящиком перед входом в ресторан, куда мы с вами договорились пойти, – продолжала я, – но, честно говоря, я не разглядела вывеску, решила, что это магазин или спа-салон. Еще раз повторяю: я не нищенствую, работаю, обеспечиваю себя. И сейчас не голодна, обойдусь кофе с булочками.

– Очень жаль, что вы не нагуляли аппетит, – расстроился мой спутник, – здесь прекрасно готовят. Петь на улице не стыдно, с этого начинали некоторые, как сейчас принято говорить, звезды.

– Я хотела помочь Семену, – повторила я, – поверьте, пожалуйста, не брожу по улицам с шапкой.

– Можете сколько угодно твердить о желании избавиться от гостей, но сразу видно – вы добрый человек, – улыбнулся Феликс Жанович.

– Так уж и видно!

Маневин поманил официанта, заказал еду и продолжил прерванную беседу:

– Характер всегда написан на лице.

– Прямо большими буквами! – я засмеялась.

Профессор начал вертеть в руках вилку.

– Вы часто смеетесь, о чем свидетельствуют морщинки-лучики, уходящие к вискам. Нет бороздки между бровями, значит, вы редко сердитесь, и вам не свойственно поучать других людей. У вас нет пигментных пятен, что говорит о хорошем здоровье, в частности, об отсутствии проблем с печенью. Неглубокие носогубные складки выдают человека, который не склонен печалиться, вы привыкли не причитать над проблемами, а решать их. Еще они говорят, что подчас вы бываете беспечной. Вы склонны доверять людям и иногда обжигаетесь на этом? Узкая ладонь повествует о ваших предках – они не занимались тяжелым физическим трудом, а вы натура эмоциональная, творческая. Продолжать?