Анна принесла одну часть в сад и положила их на грязную дорожку. Она выпрямилась и огляделась вокруг в поисках подходящего места, где бы посадить их. Посадки располагались в определенном порядке, который теперь совершенно не распознавался. Она пожала плечами и решила разделить растения поровну между четырьмя основными цветочными клумбами. Она взяла лопату и начала прорубать спутанную корнями землю в клумбе.

***

Эдвард нашел Анну в саду. Он был раздражен. Он искал ее около пятнадцати минут, с тех пор как Хоппл проинформировал его, что она сейчас в Эбби. На самом деле он дал себе зарок не искать ее; он пришел к такому заключению как раз в то утро. Но что-то внутри его, казалось, не давало ему держаться подальше от своей секретарши, в то время как он знал, что она находится поблизости. Поэтому он хмурился, обнаружив у себя недостаток силы духа, – но, подойдя, он помедлил у двери сада, не в силах оторваться от картины, которую она собой являла. Она опустилась на колени, чтобы посадить розу. Ее голова оставалась непокрытой, и волосы волнами сбегали по шее и плечам. В ярком полуденном свете солнца светло-каштановые локоны сияли золотым и красновато-коричневым цветом.

Эдвард почувствовал, как в груди у него все сжалось. Ему показалось даже, что это мог быть страх. Он насупился и зашагал по дорожке. Страх – это не та эмоция, которую должен испытывать сильный мужчина вроде него, глядя в лицо кроткой маленькой вдове, считал он.

Анна заметила его.

– Милорд. – Она убрала волосы со лба, оставляя мазок грязи на лице. – Я подумала, что посажу ваши розы прежде, чем они погибнут.

– Я вижу.

Она подозрительно посмотрела на него, но, очевидно, решила не обращать внимания на его странное настроение.

– Я посажу по несколько кустов на каждой клумбе, так как сад заложен такими симметричными рядами. Позже, если хотите, вокруг них можно посадить лаванду. У миссис Фэарчайлд есть несколько замечательных кустов лаванды у дорожки, ведущей к заднему входу; я знаю, ей будет приятно дать мне несколько отростков для вашего сада.

– Хм-м.

Анна прервала свой монолог, чтобы снова убрать волосы, еще больше размазывая грязь по лбу.

– Только у меня проблема. Я забыла принести лейку.

Она нахмурилась и начала подниматься на ноги, но он опередил ее:

– Оставайтесь здесь. Я могу принести вам лейку.

Эдвард оставил без внимания ее нерешительный протест и пошел обратно по дорожке. Он дошел до садовой калитки, но что-то заставило его замедлить шаг. Долгое время спустя он будет думать, какой порыв остановил его. Он повернулся и посмотрел на нее, все еще стоящую на коленях около розового куста. Она уплотняла землю вокруг него. Пока он смотрел на нее, Анна подняла руку и мизинцем поправила волосы. Он оцепенел.

Все звуки замерли на ужасное бесконечное мгновение, мир пошатнулся и начал рушиться вокруг него. Голоса шептали, бормотали, щебетали ему в ухо и сливались в невнятный гул, из которого выплывали отдельные фразы: Хоппл у канавы:

«Когда эта собака отсутствовала в течение нескольких дней, я начал надеяться, что мы избавились от нее».

Викарий Джоунс на званом вечере у миссис Клиавотер:

«Я думал, может быть, она купила новое платье во время своего путешествия».

И снова Хоппл, как раз сегодня:

«Миссис Рен не приходила на работу, пока вы отсутствовали».

Алая дымка затуманила его взгляд.

Когда он прояснился, Эдвард уже подошел почти вплотную к Анне и знал, что он направился к ней еще до того, как голоса стали понятными. Она по-прежнему склонилась рядом с розовым кустом, не сознавая приближающуюся бурю, пока он не оказался над ней и она не подняла на него глаза.

У него на лице, должно быть, отпечаталось знание об ее обмане, потому что улыбка Анны исчезла, прежде чем смогла полностью сформироваться.

Анна обдумывала, на правильную ли глубину она посадила розовый куст в ямку, когда на нее упала тень. Она подняла глаза. Над ней стоял Эдвард. В первое мгновение у нее мелькнула мысль, что он вернулся слишком быстро, чтобы принести лейку.

А затем она увидела выражение его лица.

Его губы были искажены в приступе ярости, а глаза, как черные дыры, горели у него на лице. В этот момент у нее возникло ужасное предчувствие, что он каким-то образом разгадал ее тайну. За секунду до того, как он заговорил, она попыталась овладеть собой и убедить себя, что не было никакого способа, чтобы он смог открыть ее секрет.

Его слова убили всякую надежду.

– Ты, – произнес он чужим голосом, слишком тихим и пугающим. – Ты была там, в борделе.

Она никогда не умела лгать.

– Что?

Он сощурил глаза, будто от яркого света:

– Ты была там. Ты ждала меня, как паучиха, и ловко поймала в свою паутину.

Господи, это даже хуже, чем она представляла. Он думал, что она сделала это ради какой-то болезненной мести или шутки.

– Я не…

Его глаза широко распахнулись, и она подняла руку, чтобы отстраниться от ада, который увидела в них.

– Что «не»? Не ездила в Лондон? Не ходила в «Грот Афродиты»?

Его глаза расширились, она начала подниматься, но он уже наклонился над ней. Он схватил ее за плечи и поднял легко и без усилия, словно она весила не больше, чем пушок семян чертополоха. Он был таким сильным! Почему она никогда раньше не думала, насколько мужчина сильнее по сравнению с женщиной? Она почувствовала себя бабочкой, которую схватила большая черная птица. Он прижал ее спиной к стоящей рядом кирпичной стене и наклонял к ней лицо до тех пор, пока их носы едва не соприкоснулись, и он, естественно, мог видеть свое отражение в ее широко открытых испуганных глазах.

– Ты ждала там, одетая лишь в кусок кружева. – Его слова обдавали ее лицо горячим дыханием. – А когда я пришел, ты выставляла себя напоказ, предлагала себя.

Анна чувствовала каждое дуновение его дыхания напротив своих губ. Она вздрогнула от услышанной непристойности. Она хотела возразить, сказать, что это не описывало возвышенную благодать, которую они вместе пережили в Лондоне, но слова застряли у нее в горле.