долгим пристальным взглядом, что мне сделалось не по себе, и я поспешила удалиться из кухни. Как я и ожидала, Тёмка просыпался с трудом, а вставать тем более не хотел, но я все-таки растолкала его; он умылся, оделся, но увидев Женю, снова заупрямился.

– Тём, пойдем! Папа заберет тебя в обед, и весь день будете с ним играть. – Он надул губки. – Все обувайся, нам пора выходить, а то если опоздаем, Светлана Николаевна еще не разрешит уйти пораньше.

Последние слова подействовали на него. Я помогла ему обуться; он взял машинку, которую носит в садик, и мы вышли… Весь день была занята работой с пациентами, а вечером, уже уходя домой, на крыльце санатория встретила Кирилла.

– Вы домой? – поинтересовался он. Я кивнула. – Составлю вам компанию. Мне все равно нужно к Жене.

– Это вы обо всем рассказали?

– Я! Но смотрю, Бастилия не сдается и держит оборону! – Я улыбнулась. – Да вы благодарить меня должны, а не губки надувать! Он и без моего доноса собирался приехать. И чтобы он увидел? – укоризненно спросил Кирилл. Я ничего не ответила. – Можете считать, что я принял всю агонию на себя!

– Мой герой!

– Так мне еще и досталось! Почему, видите ли, я раньше ему ничего не сказал. А ведь я после нашей не очень приятной встречи тогда в Москве вас и не видел, даже Майя, работая с вами в одном здании, ничего не заподозрила. Конспираторша!

– Я же не специально.

– Дети, ей-богу! И долго вы еще собираетесь дуться?

– А по-вашему я просто так…

– Какая разница из-за чего! – перебил меня Кирилл. – У вас будет ребенок!

– А вы уверены, что, я бы, упомянув тогда о ребенке, не навлекла на себя еще больше упреков и подозрений? – сглотнув через силу, спросила я.

– Нет, вы оба сведете меня с ума! Честное слово, убил бы обоих!

– Ничего не поделаешь, такова участь своды! Принимать все удары на себя.

– Шутите-шутите!

– Как раз таки мне и не до шуток. Но как говорится, сердце не видит разницы между хорошими и плохими поступками, его желания, как воды реки, смывающие все на своем пути.

– Неужели на вас снизошло озарение!

Я лишь улыбнулась в ответ. Придя домой, обнаружили, что Тёмки с Женей еще нет. Я уже хотела звонить Жене, но Кирилл меня успокоил: он до этого уже созванивался с Женей, и скоро они придут. Тогда я предложила Кириллу присесть пока на террасе, а сама зашла в дом и занялась чаем. Когда все было готово, появились Женя с Тёмкой. И мы все сели пить чай.

– Давайте чашку, – обратилась я к Кириллу, – налью погорячее.

– Я смотрю у вас тут посажено много роз. Вы любите розы?

– Не знаю… – не совсем понимая Кирилла, произнесла я.

– Меня давно раздирает дилемма: с одной стороны розы источают божественный аромат, его ни с чем не сравнить, но с другой – крошечные шипы колются, но ведь это не повод перестать восхищаться ими, как вы считаете?

«А-а, понятно к чему, он клонит».

– Не знаю, мне больше по душе пионы и у них нет шипов, а что до аромата, он навсегда останется в моем сердце и будет напоминать юность. Под звуки … – и я напела пару строк из одной их старой песни.

Я для себя открыла эту связь, когда в первый год распустились здесь пионы. Я долго ходила вокруг них и не могла понять, с чем у меня ассоциируется их аромат. Такой до боли знакомый… И все-таки вспомнила. Мы с Настей часто слушали музыку у меня в комнате, тогда еще на кассетном магнитофоне. Как сейчас помню, Настя где-то раздобыла новый альбом, второй, если я не ошибаюсь по счету, и принесла мне. Тогда была как раз пора пионов, и я их часто ставила у себя в комнате…

Из кухни выбежал Тёмка:

– Мам! Пойдем, покажу! – и он схватил меня за руку и потянул за собой. Так что их реакцию я не успела увидеть.

Вторую половину дня провели в парке, устали неимоверно, даже Тёмка уснул раньше обычного – прилег в гостиной на диван и отключился, – что для него совсем не характерно. Женя перенес его в детскую и вернулся. А мы с Надеждой Самсоновной пока доделывали кое-какие дела на кухне. Между делом завязался совсем ничего незначащий разговор. Потом Надежда Самсоновна ушла к себе, а мы с Женей остались наедине, впервые за все это время. Я молча вытирала ложки с вилками и складывала их в ящик. Женя тоже ничего не говорил. Вытерев последнюю вилку, я бросила ее в ящик и, захлопнув его, хотела уходить, но Женя меня остановил.

– Лесь, подожди…

– Я устала за целый день. Единственное, чего я сейчас хочу, наконец, лечь и немного отдохнуть.

Женя приподнялся со стула и со словами «Я тебя отнесу!» подхватил меня на руки. Я встрепенулась.

– Пусти! Я тяжелая! Ты меня не удержишь!

– Сомневаешься? – с ухмылкой на лице произнес он.

– Нет!.. – И отвернулась.

– Ты сейчас похожа на Тёмку! Ты точно так же, как и он, надуваешь губки!

Я хмыкнула. В спальне он опустил на кровать, а сам присел у моих ног и, проведя по ним ладонью, произнес:

– Ноги у тебя все-таки отекают.

– Знаю…

И он стал массировать их. От его прикосновений мышцы немного расслаблялись, и я чувствовала, как к ногам начинала возвращаться легкость. Через несколько минут малыш запинался в животе. Женя это заметил.

– Это … – начал говорить он, но почему-то замолчал.

– Да… Не любит, когда я лежу на спине.

Он придвинулся ближе и положил руку мне на живот, от чего дыхание перехватило, и в горле встал комок.

– Я не помню, чтобы Тёмка так пинался.

– С Тёмкой такого не было… Дай, я перевернусь на бок, а то он так и будет пинаться.

Женя убрал свою руку, и я перевернулась на правый бок. Он лег рядом и, поцеловав в шею, положил руку мне на живот. От чего из глаз невольно заструились слезы, и я тайком от Жени смахивала их, молясь, чтобы он не начал говорить, но он молчал. Так мы и уснули…

15.05.2010 г. А утром лишь только он попытался что-то сказать, как в спальню ворвался Тёмка и с