—Ислам, — сказал я. — Нужно выказывать уважение чужой культуре. Кстати, она не такая уж и чужая.

-Что?

—Почему-то вавилонскую чтим, — пояснил я, — ас­сирийскую, хеттскую, финикийскую, а вот ислам, что целиком основан на Библии, как и протестантство, кстати, вызывает некоторую неприязнь...

—Некоторую? — прошипела она. — Вы с ума со­шли?.. Ладно, у меня все на чипе.

—А сам чип?

Она поколебалась, засунула руку глубоко под юбку, задержала дыхание, я ждал, наконец с великим облег­чением выдохнула и протянула мне металлическую пла­стинку два на два миллиметра и не толще листа плотной бумаги.

—Вот.

—Прекрасно, — сказал я. — И надо убираться. Ско­ро начнут вас сортировать, тогда уже ничего не спря­тать.

Она прошептала:

— Вы серьезно?

— Нет, конечно, — ответил я с достоинством. — Вой­на — настолько глупое занятие, что серьезно к этой ду­рости ну никак нельзя относиться. К войне нужно от­носиться... к ней вообще лучше не относиться. Потому давайте сделаем так... вы должны держаться ко мне как можно ближе. Все время. Когда я побегу — вы бежите, если я остановлюсь...

— Поняла, — ответила она поспешно. — Но здесь только один выход, а охраняет его целый батальон!

— Верно, — одобрил я — Замечаете. Чувствуется хватка. Разведшколу заканчивали или это природная привычка все замечать за мужчинами?

Она прошипела:

— Там не пройти!

— И не надо, — ответил я. — А выход на задний двор?

— Ничего подобного нет, — отрезала она. — На уров­не двенадцатого и сорок второго этажей воздушные переходы в корпус В, а оттуда можно на лифте в нижний зал и выйти во внутренний двор, где сад, цветник и бас­сейн.

— Обойдемся, — ответил я. — Не то что я против бассейна, это же плавать, а не мыться, но это как-ни­будь в другой раз. Вставайте, пойдем к двери. Учтите, будем пробиваться с боем. Вы, надеюсь, не гуманистка? Хотя что я за чушь несу, какие из женщин гуманистки?.. В общем, держитесь за моей спиной, под пули лезть не стоит, а мужчин не жалко, они и рождаются только для героизма и славной гибели...

Она не сдвинулась с места, лицо покрыла смертель­ная бледность.

— Вы с ума сошли?.. У вас нет оружия, а там в кори­доре сотни вооруженных до зубов боевиков.

Я внимательно посмотрел на дверь.

—Всего двое.

—Что?

—Ваши сотрудники — такие трусы, — объяснил я, — что вообще охранять их не нужно. Сказали сидеть — сидят. Однако здесь с минуты на минуту появятся сов­сем другие люди. Вами займутся. Вами всеми и вами лично. Учтите, они умеют пользоваться современными технологиями. И кто вы на самом деле, ваша роль... ста­нет известна.

Она вздрогнула.

—Ладно...

Я переспросил:

—Что ладно?

—Рискну, — прошипела она, — все равно здесь не выжить. Но вы уверены...

—Нет, — ответил я честно, — просто есть некий смутный план. Подробный план здания я посмотрел еще у Лощица, а пока меня сюда вели, запоминал, сколько где народу.

Она посмотрела с удивлением и надеждой.

—Вы это сумели?

—Лехко, — ответил я и вдруг подумал, что в самом деле все помню, блин, словно мой ленивый мозг в таких ситуациях вскакивает с дивана и очумело начинает ме­таться в поисках выхода. — Я в ударе. А потом лягу от­сыпаться на двое суток.

—Хорошо, — сказала она решительно. Я поднялся.

—За мной. Не отставать.

—А как охрана? Я отмахнулся.

—Только двое закреплены за определенным местом, это у нашей двери с той стороны.

—А другие?

— Остальные, — ответил я, — как муравьи по горя­чему песку, носятся по всему зданию. Уважаю, люди идеи. Не то что наши профи, лишний раз пальцем не шевельнут, боятся переработаться.

Она поднялась, взгляды всех обратились в нашу сто­рону. Я указал ей взглядом, что теперь не отвлекаться, в разговоры не вступать, тут могут найтись и такие, что сразу же позовут охрану в надежде за предательство вы­молить какие-то условия, у демократов всегда так, сов­ременная мораль, плюй на всех и береги себя и свое здоровье.

Она едва не наступала на пятки, я подошел к двери, вздохнул.

— Посмотрите быстро, — велел я ей, — никто не идет за нами?

Она оглянулась.

— Никто...

Я напрягся, ладони чуть дрогнули и опустились под тяжестью двух пистолетов. Моментально повернув их в сторону голубоватых силуэтов справа и слева от двери, я выстрелил дважды, пинком распахнул дверь.

— За мной!..

В коридоре на всю километровую длину пусто в обе стороны, только по обе стороны нашей двери двое спол­зают по стене, оставляя широкие полосы алой крови.

Я метнулся в сторону далекой лестницы, так навер­няка решила Параска, но я по дороге резко рванул дверь слева в одну из комнат, там два десятка столов с ком­пьютерами и широкоформатными дисплеями, по прямой пробежал между канцелярскими столами к двери в стене напротив.

Она мчалась за мной со всех ног, задевая столы, вскрикивала, а я толкнул дверь с разбега, выскочил в коридор. Шагах в десяти уходят двое боевиков, на стук двери обернулись, моментально развернулись в мою сторону, поднимая автоматы, и я, сцепив зубы, выстре­лил трижды.

Шесть пуль отбросили их на шаг, я на бегу выстрелил еще дважды, подбежал к одной из дверей, но, как толь­ко ухватился за ручку, Параска прокричала за спиной:

—Надо прямо по коридору!

—А что там? — спросил я.

—Выход в холл, — крикнула она.

—И полсотни боевиков, — огрызнулся я. — Как ты их нейтрализуешь? Начнешь раздеваться, а я буду стре­лять в их раскрытые рты?

Не слушая больше, рванул на себя дверь. Во всех кра­сочных боевиках, что смотрел, всегда лихо выбивают дверь ударом ноги и врываются в комнату, хотя вообще-то по всем стандартам во всем мире двери открываются только наружу, это чтоб при пожаре было проще выско­чить, но — искусство выше правды! — если надо краси­во выбить дверь — ее выбивают, хотя не родилось еще геркулеса, чтобы выбил ее вместе с дверной рамой, на­мертво закрепленной длинными штырями в стене...

Еще боевики, трое, но я увидел их проходящими мимо еще через дверь и теперь стрелял в спины. Один успел нажать на спусковую скобу, но очередь ушла в стену.

— Не отставай, — напомнил я.

Она выхватила автомат из рук падающего боевика и бросилась за мной. Я тупо ломился через рабочие ком­наты, в одной застал боевиков, двоих застрелил, Параска вышибла мозги из остальных, ошалевших от нашего появления.