С приближением к Петербургу поток машин становился всё плотнее.

– Интересное дело, – сказал Одинцов, когда Владимир закончил рассказывать о Ковчеге Завета. – Вы говорите, что скрижали – это кубики. А почему тогда на иконах и картинах они плоские?

– В виде плоских табличек их стали рисовать не раньше пятнадцатого века, – ответил Владимир. – А в Талмуде сказано, что скрижаль – это куб. Во все стороны примерно шестьдесят сантиметров. Строго по центру отверстие диаметром сантиметров тридцать. Насквозь, как труба. Остальные четыре грани – с надписями. На двух гранях ассирийский текст, на двух – древнееврейский.

В разговор включился Мунин.

– Возможно, это связано с развитием книгопечатания, – предположил он. – И с желанием подчеркнуть, что христианский Новый Завет наследует иудейскому Ветхому Завету. Прихожане видели у священников Библию и воспринимали её как новое слово Всевышнего. Художники Ренессанса даже рисовали верхний край табличек вот так, дугой, чтобы ещё больше было похоже на страницы раскрытой книги.

– Или древние художники не знали перспективы, поэтому рисовали не куб, а только одну его грань, – приземлил историка Владимир. – Мы отвлеклись от темы. Я удовлетворил ваше любопытство. Теперь вы удовлетворите моё.

– Если мы с Вараксой украли Ковчег Завета у эфиопов, какое вы к нему имеете отношение? – спросил Одинцов. – Или чёрные братья попросили вас помочь по знакомству, потому что вы меньше выделяетесь в российской толпе?

Глаза спаниеля смерили его со связанных ног до головы с седым клоком в причёске.

– Видимо, какое-то время Ковчег провёл в Эфиопии, – ответил Владимир. – Но это собственность народа Израиля, дарованная Всевышним. Он должен вернуться в Иерусалим. Я жду, когда вы перестанете кривляться. Мы скоро приедем, поэтому ждать остаётся всё меньше. А там у нас будет уже совсем другой разговор.

Одинцов вздохнул.

– Охотно порадовал бы вас. Но, честное слово, нечем. Вы рассказывали про Ковчег в надежде на то, что я как-то выдам себя. Ведь по-вашему я держал в руках этот золотой сундук со скрижалями… кубическими. Так вот, не держал. И никогда не видел.

– Как вам будет угодно, – сказал Владимир и отвернулся к окну.

– Подождите, – окликнул его Одинцов. – Дослушайте меня. Я ничего не знаю про Ковчег Завета. Но готов сотрудничать с вами и помогать в поисках.

Владимир снова поглядел на него, и Одинцов продолжил:

– Мои условия остаются прежними. Мунин всё время должен быть при мне. И с этим вот, – он показал связанные руки, – надо что-то решать. Я ничего не крал и не знаю, что было в ящиках у Вараксы. Это правда. Но зато я точно знаю, что у него было что-то очень ценное. Очень ценное! Вчера он сам об этом сказал и, может быть, имел в виду как раз Ковчег Завета или информацию о нём. Информация ведь вас тоже интересует?

– Допустим.

– Варакса подобрал большую библиотеку и долго с ней работал. Судя по всему, он тоже что-то искал. Теперь смотрите. Если Ковчег был у него в руках, зачем столько книг и зачем так долго ждать?

– А что бы вы стали делать, если бы Ковчег Завета оказался у вас?

Одинцов поморщился.

– Не люблю я эту еврейскую привычку отвечать вопросом на вопрос. Что бы стал делать – понятия не имею. Но точно не стал бы тянуть столько лет. Продал бы или подарил музею… или дома для красоты поставил. Не знаю. Только книги у Вараксы не по искусствоведению. И каталогов аукциона «Сотби» я там не видел. Зато есть туча закладок, выписок и таблиц каких-то. Надо спокойно сесть и разбираться. Никто не знает Вараксу лучше меня. Поэтому я вам нужен.

– Хорошо. Сядем и разберёмся, – согласился Владимир. – Для того и встретились.

Водитель «лендкрузера» держался в правом ряду на скорости около шестидесяти километров в час, хотя по трассе можно было двигаться быстрее. Видимо, израильтянин не слишком уверенно чувствовал себя на зимней дороге или опасался за менее опытного коллегу, которому пришлось сесть за руль «лендровера», шедшего следом.

На прямом участке их начал впритирку обгонять грузовик с длиннющим трейлером на прицепе.

– Здесь что, все права покупают? Или у всех по три жизни? – спросил Владимир. – У нас даже арабы и марокканцы так не ездят…

…и тут перед «лендкрузером» вдруг резко затормозил «тахо». Израильский водитель ударил по тормозам, стал уходить к обочине и остановился. Повезло, что скорость была небольшой: обочина обрывалась кюветом. Почти впритык за «лендкрузером» встал «лендровер», который немного занесло. «Тахо» начал сдавать назад. Грузовик стоял, отгораживая трейлером обе машины от проезжей части. Сзади израильтян подпёрли несколько микроавтобусов с тонированными стёклами.

Над кромкой трейлера появились бойцы в касках и бронежилетах. Одни вскинули автоматы и взяли израильские машины на прицел, другие посыпались вниз. К автоматчикам присоединились десятка полтора человек в штатском из «тахо» и автобусов. Израильтян вытащили наружу и с криками уложили вниз лицом в серый придорожный снег. Напарника Владимира выдернули из кормы «лендкрузера», разбив заднее стекло. На своих местах остались только связанный Одинцов и оцепеневший Мунин.

– Добрый день! – сказал им Салтаханов, появляясь в проёме распахнутой двери.

– Привет! – отозвался Одинцов. – Вы никак решили мне должок вернуть?

– Какой должок?

– Бутылку виски. Мы же договаривались, что за Мунина мне причитается.

Салтаханов разглядывал горнолыжную куртку, наброшенную на плечи Одинцова, и джинсы, заправленные в высокие ботинки.

– Где-то я это уже видел. Вы же раньше, помнится, костюмы носили?

Двое в штатском привели Владимира.

– Я требую объяснений. – Он отряхнул с груди снег и протянул Салтаханову паспорт. – Мы сотрудники посольства Израиля. У нас дипломатический иммунитет. Проверьте наши документы и предъявите, пожалуйста, свои.

– Ситуация сложная. – Салтаханов заглянул в паспорт, но не отдал обратно, а стал похлопывать им по своей ладони. – В вашей машине находятся два гражданина Российской Федерации, которых вы явно удерживаете силой. Господина Одинцова вон как скрутили. И господин Мунин, по-моему, тоже путешествует с вами не по собственной воле. В российском законодательстве это называется незаконным лишением свободы. Такие действия уже ставят под вопрос ваш иммунитет. А похищение двух человек, да ещё в составе группы, да ещё по предварительному сговору – это вообще особо тяжкая статья. О незаконном хранении оружия я даже не говорю. По уму полагается передать вас в руки полиции.

– А вы не полиция?

– Отвечу уклончиво: сейчас – нет, не полиция, – сказал Салтаханов. – Думаю, надо сделать вот что. Вы добровольно освободите этих граждан, а сами продолжите знакомиться с достопримечательностями Петербурга и его окрестностей. Мы их подкинем в город и стволы заберём для вашей же безопасности. Если что не так – жалуйтесь.