Историк не мог положить тех двоих крепышей, так что про убийство будут спрашивать Одинцова. Салтаханов проговорился: академикам известно его спецназовское прошлое, и отнятый у погибших ПСС нашли у израильтян – значит, Одинцов причастен к стрельбе на Кирочной…

…однако его, как и Мунина, не тронули даже пальцем. Почему? Допустим, группа захвата имела строгий приказ обойтись без членовредительства. Но всё равно бойцы не удержались бы от того, чтобы съездить по роже и сломать пару рёбер убийце товарищей. Ну пожурит потом начальство. В первый раз, что ли?

Получается, по этой части к Одинцову претензий не было. И не будет, если только Мунин не проболтается. Но если академиков убил не Одинцов, то кто?

Варакса!

Люди Псурцева пытались захватить Вараксу на автостанции, а к Одинцову не наведались. Хотя он сидел дома – даже искать не надо было! – и потом беспрепятственно уехал в Старую Ладогу. То есть академиков интересовал именно Варакса. Когда его убили, наверняка нашли ПСС и окончательно уверились в том, что на Кирочной побывал он, а не Одинцов. Если так, Мунина тем более не станут подробно расспрашивать об очевидных вещах, и есть надежда, что историк в случае чего догадается свалить всё на погибшего Вараксу.

Одинцов снял свитер, оставшись в футболке, и улёгся на кушетку. Надзирателя в дверном окошечке не было видно, хотя наверняка кто-то караулил в коридоре и видеокамеры стояли внутри комнаты. Академики наблюдали, но не орали, как в тюрьме, что в дневное время лежать запрещается. Тоже хорошо: думать лёжа – сплошное удовольствие…

…и Одинцов снова подумал: почему с ним так церемонятся? Израильтяне вели себя деликатно, потому что хотели узнать про Ковчег Завета, но Псурцеву-то что надо?

Варакса планировал торговаться с генералом – у него было что предложить. У Одинцова ничего такого нет… Хотя почему нет?

Владимир, сам того не желая, подкинул хорошую идею. Судя по его словам, Ковчег Завета – штука очень ценная. Израильтяне считали, что Одинцову известны какие-то секреты реликвии, которую якобы похитил Варакса. Надо сказать об этом Псурцеву: безусловно, генерал в курсе расследования Интерпола, раз на него работает Салтаханов. По следу Вараксы вышли на Одинцова… Получается, академики и израильтяне разрабатывали одну и ту же тему? Да ну, быть не может. И совсем непонятно, при чём тут Мунин и нападение на Кирочной. Но больше ничего Одинцову в голову не приходило.

В общем, надо попытаться действовать так же, как собирался Варакса, решил Одинцов, а дальше – по ситуации. Раз уж ему дали передышку, глупо гонять одни и те же мысли круг за кругом и придумывать ответы, не зная, какими будут вопросы.

Метод «четыре-семь-восемь» Одинцов освоил давным-давно. Четыре секунды – вдох через нос. Семь секунд – задержка дыхания. Восемь секунд – равномерный выдох через нос. И ещё раз то же самое, и ещё. Пока выполняешь эту нехитрую процедуру – успокаивается сердечный ритм. Счёт и концентрация на собственных ощущениях вытесняют любые тревоги. Для крепкого здорового сна достаточно всего пару минут подышать по методу «четыре-семь-восемь».

Одинцов без всякого метода уложился меньше чем в минуту. К встрече с академиками он был готов давно: самурай никогда не точит меч перед боем. Зато спать в последние дни удавалось мало. Самое время наверстать упущенное. Одинцов закрыл глаза с мыслью: вот бы Мунину тоже сейчас выспаться, вместо того чтобы психовать в своей камере…

…и тут же заснул.

Вечером, после многочасовых лекций и споров, слушателей семинара профессора Арцишева ждал поздний обед или ранний ужин, а за ним – обещанная культурная программа.

К удовольствию профессора, день оказался плодотворным. Дискуссия продолжалась и за едой, и во время обзорной экскурсии в комфортабельном автобусе, который в конце концов доставил спорщиков на Садовую улицу. Пронизывающий ветер по петербургской традиции задувал со всех сторон сразу. Миловидная женщина-экскурсовод пожалела своих подопечных.

– Давайте сначала посмотрим отсюда, – предложила она, и группа прильнула к окнам автобуса. – Перед вами Воронцовский дворец, жемчужина русского барокко середины восемнадцатого века. Он построен во времена императрицы Елизаветы, дочери Петра Первого. Затем дворец пришёл в упадок, а новую жизнь ему подарил правнук Петра, император Павел. В тысяча семьсот девяносто восьмом году Павел принял титул Великого магистра Мальтийского ордена и поселил здесь госпитальеров, которых Наполеон изгнал из европейских владений. Дворец был пожалован ордену и стал именоваться замком мальтийских рыцарей.

Ажурная решётка и высокие кусты отделяли от улицы просторный двор-плац, в глубине которого виднелся ярко подсвеченный трёхэтажный дворцовый фасад. Жёлтое здание украшали сдвоенные белые колоны и пилястры. Удачная игра света подчёркивала изящество высоких оконных арок в обрамлении фигурных лепных наличников.

С обеих сторон решётка упиралась в более скромные флигели, вынесенные далеко вперёд и стоящие прямо на Садовой. Экскурсанты спустились из автобуса и тут же нырнули в маленькую дверь одного из них, чтобы через сквозной ход пройти на плац. Открытое пространство пришлось преодолевать быстрым шагом, пряча лицо от пригоршней ледяной мороси, которые щедро бросал ветер. Тут и вправду было не до красот.

Главный вход с парадной лестницей оказался в портике центральной арки. Учёные окружили экскурсовода и крутили головой, разглядывая причудливый музейный интерьер.

– На проходной вы наверняка обратили внимание на молодых людей в военной форме, – сказала экскурсовод. – С тысяча девятьсот пятьдесят пятого года во дворце располагается Суворовское училище. Здесь курсантов готовят к офицерской карьере, и полноценной экскурсии у нас не получится. Но одно здешнее помещение я всё-таки могу вам показать.

Воронцовский дворец.

Ева, неотлучный Георгий и остальные слушатели семинара во главе с профессором последовали за женщиной, которая привела их в просторный светлый зал с коринфскими колоннами. Отделка стен мрамором, гроздья сияющих люстр, богатая лепнина и росписи заставили экскурсантов замереть в восхищении. Экскурсовод сообщила:

– Мы с вами находимся в Мальтийской капелле. Это лучшее творение великого Джакомо Кваренги, созданное по личному заказу императора Павла.

Пастор перекрестился. Поп кашлянул в бороду и басовито молвил:

– Однако…

– Я понимаю ваше удивление, – с готовностью откликнулась экскурсовод. – Капелла католическая, а Павел Петрович – православный государь и глава Русской православной церкви. Больше двухсот лет назад современники тоже относились к этому с недоумением, многие даже были возмущены. Однако Павел, как Великий магистр древнего рыцарского ордена, не просто посещал Мальтийскую капеллу, но и регулярно участвовал в здешних церковных службах.