– Не хочешь говорить, что скрываешь, и не надо, – прошептал он. – По х*й! Расскажешь потом, а пока пусть будет так. Может, тебе и правда виднее. Ты же не только красавица, но и умница какая! Я прикрою тебя и подстрахую, а если что-то пойдет не так, то обязательно скажу, что предупреждал тебе!

Я усмехнулась над его последней фразой. Еще как скажет!

– Значит будешь вторым номером?

– Буду вторым первым номером, – поправил меня Гриша. – Все-таки ты не платишь за мои услуги, – хитро добавил он.

– Подай на меня в суд! – фыркнула я.

Гриша усмехнулся, щекотнув меня дыханием, но взгляд его остался серьезным. Даже руки не начали шалить и стаскивать с меня полотенце, хотя я и чувствовала его возбуждение, и не только сексуальное.

Герой-любовник в Грише был также силен, как и убийца со стажем, но последний сейчас брал верх, что было для меня хорошо, ведь я сейчас стояла в начале финишной прямой, дорога к которой была такой же извилистой и наполненной ошибками, как и наши с ним отношения.

Ужинала я в одиночестве в своей комнате. Гриша готовился к поездке со своими ребятами, которых я беспощадно обзывала отморозками, и время от времени я слышала его командный голос, доносившийся с улицы, и это было очень сексуально.

В дверь моей комнаты тихо постучали.

– Кира? К тебе можно?

– Заходи, – ответила я Мише из гардеробной, где с отстраненным видом перебирала тремпеля с платьями.

Миша вошел и прислонился к стойке с блузами. Он рассматривал меня, совершенно не скрывая ни во взгляде, ни в запахе своей заинтересованности.

Моя покойная матушка, наверняка, сказала бы, что молодой образованный волк, не обделенный внешними данными, был отличной партией для полукровки, запятнанной фамилиями двух хозяев города, но что ж было поделать, если девочкам всегда больше нравились плохие мальчики, один из которых бескомпромиссно и совершенно не логично кружил голову той самой полукровке. Да и не матушке было подавать пример. Уж про плохих мальчиков она знала не меньше меня.

– Есть минутка? – вежливо справился Миша.

– Есть даже две, – ответила я, остановив выбор на тремпеле с тем самым красным платьем, которое когда-то приглянулось волкодаву.

Пусть порадуется, что я хоть что-то сделала, как он хотел, хотя, вообще-то, это было не так: мне просто надоело выбирать, а оно оказалось под рукой.

– Что ты решила со сладкой парочкой, запертой в спортзале?

– Если ты надумал идти за мэром, то девчонку можешь забирать, – ответила я, повесив платье на крючок у двери. – По моим личным наблюдениям страдания близких или даже вероятность их страданий могут быть не абы каким рычагом, – добавила я, с раздражением пробежав взглядом полку с необъятным количеством обуви. Кажется, красных босоножек у меня не было.

– Обнять и плакать просто! – пробормотала я.

Миша в недоумении посмотрел на меня, но был, наверное, слишком хорошо воспитан, чтобы комментировать поведение не совсем нормальной женщины, жившей в одном доме с армией вооруженных мотоциклистов.

Я тихо хмыкнула и потянулась за коробкой, в которой должны были быть черные босоножки с цепями вместо ремешков.

– У тебя хорошо получается, – отметил он, легко сняв для меня коробку, до которой я пыталась дотянуться.

– Что получается? – не поняла я.

– Управлять. Отец в тебе не ошибся.

Я криво усмехнулась. Молодой волк был очень далек от истины, ведь его отец умел хранить секреты не хуже Розы и Алеши.

– Мне нужно переодеться, – сказала я, кивнув ему на выход.

– Не едь, – сказал Миша, даже не сдвинувшись с места. – Твой наемник со всем разберется сам. Пусть хоть взорвет то казино и все, что рядом. Ему не в первый раз заливать город кровью. Твое присутствие там совершенно не нужно.

Я с раздражением сжала коробку с босоножками. Похоже, что переодеваться мне придется либо при нем, либо в ванной. Я выбрала последний вариант.

– Миш, возвращайся лучше к отцу, – сказала я, направляясь к выходу из гардеробной. – Ты все, что у него есть.

– А что есть у тебя? – Миша упрямо преградил мне путь. – Кто есть у тебя, кроме сына? Кто о тебе позаботится? Кто тебя защитит? Астахов? Он пустышка, Кира! Все, что он умеет это крушить и убивать!

Я чуть не рассмеялась, вспомнив, какие еще свои качества перечислял волкодав, но вовремя сдержалась и смерила новоиспеченного благородного героя прохладным взглядом.

Мило, конечно, что он был небезразличен ко мне, но он рассуждал о том, о чем не знал, и что вообще его не касалось, а говорить то, что он сказал про Гришу, так и вообще было очень плохой идеей, ведь волкодав обладал не менее острым слухом, чем чистокровный волк, и мог услышать его слова. Ну, а об его вспыльчивости так и вообще можно было слагать легенды, тем более что Миша ему и так не нравился.

– Миш, тебе правда пора, – как можно мягче сказала я. – Если мне будет что-то нужно, то я тебе позвоню.

Парадная дверь дома была настежь открыта, и по холлу гулял сквозняк, повсеместно разносивший запахи сигарет, бензина и серебра. Они окрашивали летний вечер чем-то особенным и, судя по возбуждению мотоциклистов, собравшихся у дома, букет не оставил равнодушными даже их.

Меня тоже пробрало странное возбуждение, которое не испортила даже Роза, покинувшая кухню, чтобы нас проводить. Я чувствовала запах ее волнения, а также сожаления по поводу того, что все так сложилось, и ее взгляд лихорадочно бегал от меня к волкодаву, и обратно, но моей вины в этом было не меньше, чем ее.

Гриша, с автоматом на перевес стоявший у своего блестящего железного коня, придирчиво осмотрел меня с головы до ног. Платье не сильно облегало бедра, но было короче, чем я носила обычно.

Дым обволакивал его, и кончик сигареты, которую он потягивал, мистически отражался в его черных глазах.

Раньше я никогда не задумывалась о том, как любые, даже незначительные сложности сказывались на тех, кого я считала близкими и неравнодушными. Не то, чтобы я верила в громкие фразы типа "мы с тобой до конца" или "в горе и в радости", но только после того, как мой родной брат готов был свалить на меня что угодно, лишь бы спасти свою шкуру, я поняла, что в действительности значило быть в радости, да еще и до конца, а что значило положить конец, когда наступало горе, вовсе не подразумевавшее никакого "мы".

Хорошо было, когда было хорошо, но когда становилось плохо и вместо предложения весело оттянуться звучала просьба о помощи близкие и неравнодушные могли очень удивить нас своей чуждостью и безразличием вплоть до "я тебя впервые вижу" или "приходи, когда тебе ничего не будет нужно".

Саша, мой брат, о котором я заботилась и ради которого шла на многие жертвы, оказался мне чужим. Кристина, моя партнерша по ювелирному магазину, которую я хоть и с натяжкой, но все же считала подругой, без зазрения совести натравила на меня ищеек, чтобы повиснуть на члене босса и наладить свою жизнь. Егор, человек, с которым я хотела строить будущее, был уверен, что брата убила я и, признаваясь в любви, параллельно предлагал посадить меня в тюрьму, да еще и обещая ждать меня, чего, конечно же, не произошло бы.