без обычных предосторожностей. Подозрения, подогретые моим уходом, криками Агни и телом на дороге, перевесили благоразумие. Юноша бросил ему в лицо порошок, от которого ненадолго меркнет в глазах, а затем приложил к лицу генерала точно такой же платок, какой я дала Агни.

Наш сообщник уверял нас, что ему не впервой раздевать опьяненное тело, даже если оно пытается вяло сопротивляться — его прошлый господин, бывало, хорошо "закладывал за воротник". Кроме платка молодой человек получил кольцо-артефакт, чтоб привести генерала в чувство в нужный момент.

Подготовив генерала, юноша разделся сам, переместился вместе с нашим главным героем на софу, и едва распахнулась дверь, сунул под нос Остральду кольцо. Тот пришел в себя, но поздно — скульптурная композиция "генерал и юноша" явила себя компании наблюдателей.

След воздействия от порошка перекрылся зельем в платке, а оно оставляет следы будто от недавнего опьянения. Не зря его рецепт хранился в запретном отделе библиотеки.

Отсмеявшись, я села в кресло с книжкой. Где-то в глубине души я до конца сомневалась, что наша затея увенчается успехом. Генерал разведки был очень серьезным противником. Но у меня есть Агни, Дагни, Прастон, Клотильда, Хелен, лейтенанты… Пожалуй, Лентса тоже можно записать в нашу компанию. А у Остральда — только два подчиненных и море самоуверенности.

Дагни принялась водить по моей шубе и сапогам сушащим артефактом, затем занялась нарядом к ужину. Ввалившийся к нам Альфред со свитой застал совершенно обыкновенную картину. Мрачно осмотрев комнату и ничего не ответив на мой удивленный взгляд, он развернулся и ушел.

Агни добралась до домика и рассказала, что генерал уступил право на добычу Его Величеству в знак дружбы между ангорийцами и эдачийцами, а затем пропал и обнаружился уже на дорожке к лошадям вместе с камердинером — наверняка использовал отвод глаз. Агни очень старалась его задержать, камердинер старался задержать Агни, генерал ушел быстрым шагом, и Агни с чувством исполненного долга уложила "пьяного" камердинера под дерево.

К ужину генерал не вышел, сказавшись больным. Зря, зря. Кабанчик с чесночком был весьма неплох.

Утром я вскочила ни свет, ни заря, чтобы вернуться во дворец с первыми отъезжающими и не встречаться ни с оскорбленным генералом, ни с венценосным братцем, пока тот не остынет.

Агни вызвали на допрос, и она, подбоченясь и притоптув ногой возмущенно заявила, что Ее Высочество изволили удалиться в домик, чтобы отдохнуть от общества. Когда эндачиец передал кинжал в руки Его Величества, Агни решила, что тот собирается помешать отдыху принцессы. Но Агни верой и правдой служит Ее Высочеству и должна оберегать покой Ее Высочества Беатрис, поэтому она стала объяснять эдачийцу, что Ее Высочество тревожить не следует. А он, оказывается, не к принцессе, хи-хи. Пересказывая нам с Дагни допрос девушка изобразила глумливое смущение.

А что камердинер прилег отдохнуть, так он напился. Вон и секретарь в домике пьяным валялся.

Кроме своего рассказа она принесла свежие сплетни. "Возлюбленного", которого застали с Остральдом, не нашли — сбежал в суматохе. Уже во дворце выяснили, кого из лакеев не хватает. Парень был новый, никто про него толком ничего не знал. Его сосед по комнате вспомнил, что накануне тот прихорашивался и намекал на любовную встречу. Свои немалые деньги участник нашей пьесы отработал сполна.

Остральд настоял, чтобы ему дали посмотреть на всех девиц во дворце, похожих возрастом и внешностью на ту пышечку, которая визжала и вешалась на него по дороге к охотничьему домику, но никого не узнал. И не было таких девиц среди тех девушек, что прислуживали на охоте. Эта неудача заставила Альфреда засомневаться в словах Остральда, и подумать, что дыма без огня не бывает.

Никто и помыслить не мог, что задирать юбки и голосить я наняла поваренка тринадцати лет, которому заплатили золотой за шутку над высоким гостем. Агни одела его в платье, подложила бедра и грудь, после чего вывела в лес, шепотом рассказала, что делать, и быстро убежала. Конечно, рано или поздно парень не утерпит и похвастается, но дело сделано.

Не дожидаясь, пока слухи переполнят дворец и польются с балконов, генерал эдачийской разведки уехал на родину — разумеется, не из-за скандала, какой скандал, никакого скандала не было. Генерал получил тревожные новости о семейных делах и, увы, никак не мог оставаться.

Я засела в своей гостиной и занялась вязанием, вцепившись в спицы как утопающий в фал. Только так я могла преодолеть безумное желание проводить несостоявшегося жениха и помахать ему с балкона шипастым цветком дикой розы. Но минутный триумф не стоит рисков — это может стать последней каплей, после которой генерал примется мстить.

Вечером мне доставили коробочку с орхидеей. Записка гласила: "Браво. Не забудьте про обещание. Л."

Глава 19

Коронованный братец возжелал поговорить со мной наедине в кабинете. Подавив малодушный порыв сказаться больной, я открыла тяжелую дверь, вошла внутрь и сделала реверанс.

Брат смотрел на меня тяжелым взглядом, не предложив сесть.

— Что ж, ты сделала свой выбор. Если слизняк тебе милей тигра и орла, так тому и быть. Полагаешь, что сможешь взнуздать его и править по своему желанию? Тебя ждет неприятный сюрприз при знакомстве с вдовой ланд-графиней. Мягкотелость твоего будущего мужа произошла от воспитания под железной рукой его матушки. Леди Ринштайн не потерпит своевольной невестки.

Я сдержала улыбку. Братец не должен знать, что жить в замке Ринштайнов я не собираюсь.

— Кроме того, — продолжал Альфред, — мой гнев страшнее твоего, и Ринштайн об этом знает, так что, сестрица, запугивать его бесполезно. Сегодняшний день вы проведете вместе. Я дам тебе возможность оценить, к чему тебя привело упрямство. И не заставляй меня жалеть, что я отнесся к тебе по-доброму и отверг кандидатуру дознавателя при короле Отто, графа Клопфера по прозвищу Кнут.

Я скорчила скептическое выражение лица. При всей обиде Альфреда такого он со мной не сделал бы. Он мог выдать меня замуж за сухого старика (хотя госпожа Кавалле со мной поспорила бы); за жесткого генерала, который всячески доказывал бы мне, что мои умствования ничего не стоят; за жалкого бесхребетного юнца с властной матушкой... Но по-настоящему жестокого человека Альфред не стал бы мне навязывать. Даже у его обиды есть пределы.

Братец понял, что я раскусила блеф, хмыкнул и выложил последний козырь:

— Краальда можешь не ждать. По моим сведениям он увлекся морскими путешествиями. Все, иди.

До вечера я выслушивала пространные рассуждения Ринштайна в вещах, о которых он